"Обо мне много разного пишут и говорят, но на 90 процентов это ложь. За последние несколько месяцев вы первый журналист, кому я дам большое интервью,— сказал корреспонденту 'Коммерсанта' ЮРИЮ Ъ-САФРОНОВУ депутат Госдумы НАДИРШАХ ХАЧИЛАЕВ.— Я считаю, что мы находимся на пути к газавату против тирании и деспотизма, укоренившихся в Дагестане. Все, что произошло за последний год вокруг меня,— это политический заказ".
— После майских событий министр внутренних дел Сергей Степашин обещал не преследовать вас и вашего брата. Сейчас вы на него обижены?
— Нет, не обижен. Не имею права! Не сдержали слова те мои земляки, которые на Кавказе с молоком матери знают, что такое не сдержать и нарушить данное слово. Это позор. Этот человек выходит из доверия общества.
Здесь с моей стороны нет никакой обиды к руководству Дагестана, которое по телевидению давало слово не преследовать нас. Это констатация факта.
Еще о Степашине. 10 июня 1996 года в Назрани впервые за время чечено-российской войны подписывали протокол мирных переговоров. 10 июня — день моего рождения. На обеде после подписания протокола поздравляли меня. "Подарки за нами, мы ведь не знали, что сегодня день вашего рождения",— сказал Степашин, вручая мне свою визитку сразу после поздравления министра по делам национальностей Михайлова.
"Спасибо. Учитывая вашу службу, как-то подарков не хотелось бы",— пошутил я тогда.
— Кем именно инициирован арест вашего брата?
— Теми же, кто инициировал провалившийся заговор 20-21 мая 1998 года. Они тогда опозорились. Не сойдет им просто и этот заговор.
— Вы теперь все время будете жить в горах?
— Горы — моя стихия. Буду, сколько потребует ситуация для победы. Я родился и рос в горах, чувствую себя здесь комфортно и уверенно.
— Предпринимались ли попытки вашего ареста?
— Да, несколько раз, но больше для физического уничтожения.
— Контактируют ли с вами правоохранительные органы?
— По взаимным претензиям и предупреждениям.
— Ваше мнение о бригаде Колесникова. Выполняли ли сотрудники милиции какой-то особый заказ?
— Я бы сказал не социальный, а политический заказ об отстранении конкурентов для одной из заинтересованных сторон. Это уже видно невооруженным глазом.
— Совершенно очевидно, что власть в республике несовершенна. Главу Дагестана надо избирать всенародно? Не получится ли так, что аварцы, как самая многочисленная нация, узурпируют власть, и тогда опять начнутся взаимные обвинения? Может, уж лучше по очереди руководить?
— Да, я и мои сторонники за всенародные выборы. Нам, дагестанцам, надоело разделяться по национальным квартирам. Наши народы тяготеют к общедагестанскому единению. Если несколько лет тому назад каждый готов был давать свои голоса только за представителя своей нации (какой бы морально-нравственный образ он ни нес обществу), то сегодня дагестанцы каждого знают как облупленного и готовы отдать свои голоса и за представителей других народов, лишь бы они вызывали их доверие. Яркий пример тому и мои выборы в Госдуму.
— Если вас арестуют, ваши сторонники пойдут на газават?
— Я против того, чтобы какая-то личность являлась фактором или причиной священной войны. Причина должна заключаться в идее. Я считаю, что мы уже находимся на пути к газавату. Газават — это священная война против тирании и деспотизма за идею свободы и справедливости. Газават ведется против язычества и куфра. А куфр предполагает покровительство над обманом и ложью. Значит, мы боремся против языческого идолопоклонства и покровительства обмана и лжи, яркие элементы которого несут в себе обанкротившиеся современные системы управления.
— Как развивается уголовное дело против вас и вашего брата? Вы считаете себя невиновным?
— Уголовные дела против меня и моего брата Магомеда носят надуманный, сфабрикованный характер. Нам вменяют попытку государственного переворота. Тогда как мы разоблачили заговор против нашего народа и попытку государственного переворота пресекли. Мы требуем условий и механизмов возможности объективного следствия и публичного судебного процесса.
Пока что мы видим стремление со стороны федерального центра не пролить свет на истину, а покровительствовать лжи и заговорам, несущее тяжелейшие последствия для нашей республики и региона.
— Расскажите о недавнем освобождении заложника. Кого освободили при вашем участии? Сколько приходится платить бандитам? Откуда деньги? Правда ли, что людям Бараева за Козьменко вы подарили две иномарки?
— Ко мне подошли чеченцы (через знакомых, зная мое положение) и сказали, что у них есть пожилая русская женщина, которая хоть из-под расстрела может вытащить человека. У нее есть проблема в Чечне — муж в заложниках, взамен она может решить мою проблему. Они, конечно, имели в виду Магомеда — моего старшего брата. Об этом не могло идти и речи. Кстати, пользуясь случаем, хочу сообщить, что ни разу после ареста моего брата (часто упоминалось в прессе, мол, я пытаюсь в обмен на брата вытащить Власова, Коштеля и т. д.)... Заявляю, никогда не пытался и даже намерения такого не было, сама мысль об этом для меня оскорбительна. Я даже родственника своего чуть не застрелил, который пытался меня убедить путем денежной подачки вытащить его. Магомед — лидер лакского народа, он попал в тюрьму путем очередного заговора против нашей семьи за новолакскую проблему. Он ни в чем не виноват, а только наоборот, как много раз до этого было в Дагестане, успокоил народ и не допустил междоусобной войны. А насчет дела, связанного с Козьменко, я сперва отказался, но потом все-таки позвонил его жене Ольге Павловне. Она, словно утопающий, цепляется за любую соломинку, надеясь на спасение, вцепилась в меня: "Я слышу голос сильного человека, помогите мне",— с мольбой в голосе попросила она меня.
Была полночь, когда я позвонил. Я стоял посреди мрачных развалин бывшего Нефтяного института в центре Грозного. Шел мокрый снег. Именно здесь, внутри разваленного бомбежками высокоэтажного дома, был развернут мой ящичек спутниковой связи. Мои сторонники-чеченцы торопили меня, говоря, что нам срочно надо уходить, что нас засекли здесь и окружили охотящиеся за нами. Но в голосе Ольги Павловны было столько отчаяния и мольбы, что я не смог, не договорив, положить трубку. Мне много не надо было, чтобы понять ее. Она судорожно цеплялась за каждую надежду. Я знал, что мой телефон прослушивают, и много не хотел говорить, но она была пожилая русская женщина, которая обещала, что я буду ей самым родным человеком, если помогу. Я тогда не знал никаких условий освобождения Виталия Ильича и пообещал ей постараться помочь. Всего лишь постараться помочь, а не дал слово — помочь.
Когда я узнал об условиях освобождения Козьменко, они были слишком запутанными и обременительными. Поговорив, поторговавшись с хозяевами живого товара и так, и сяк и ничего не добившись, я в конце сказал, что это беспредел. Он пожилой человек, он сочувствует нам, он попался случайно. Но хозяева были непреклонны, я видел в их глазах уверенность: мол, не крути, у тебя ведь деньжата (по Кавказу ходят слухи о богатствах Хачилаевых) и тебе-то нужно. Она (Ольга Павловна) крутой блат в Генпрокуратуре имеет, вплоть до расстрела может отмазать. Убеждать их, что мне этого не нужно, да и возможностей таких близко нет (только мои близкие друзья знали, что у меня на заправку машины не хватало денег и приходилось выкручиваться, потому что посторонний бы не поверил в это)... Не договорившись, мы расстались с держателями ценного товара. Мои друзья чеченцы признавали ошибку: не надо было мне напрямую подходить к хозяевам, только то, что подошел сам Хачилаев, поднимет их уверенность и цену на товар в несколько раз — но было уже поздно. Ольге Павловне я с сочувствием сообщил, что ничего не получается. Я ей мог обещать только всяческое содействие и устроить встречу. И вот она приехала прямо перед Новым годом. Она ходила кругами вокруг меня, пытаясь заглянуть в мои глаза и, несмотря ни на что, заполучить слово: да, я берусь. Устраивая ей свидание с мужем, хозяева опять мне поставили условие: только при наличии задатка и в последующем — выкупа. Я оказался перед тяжелым выбором, но никак не мог себе даже и представить, как я ей скажу: "Ольга Павловна, извините, не получается..." И я им обеим — и русской, и чеченской сторонам — сказал: "Да", не ставя никаких условий взамен — могли быть только "джентльменские" договоренности. Никакой речи взамен на Магомеда и быть не могло, но я не мог не помнить, что в тюрьме над нашими сторонниками производят пытки, преследуют и без объективных причин ловят, подкидывая им оружие и патроны. Просьба была обратить внимание друзей Ольги Павловны, к которым относится старший следователь Генпрокуратуры Уваров,— она это обещала. Обещал это при телефонном разговоре и сам Уваров. Также по моей просьбе они обещали освободить Сиражудинова Сиражудина, которого при задержании так избили, что превратили в живой труп. Рассказали, как он, с переломанными ребрами от ударов приклада, лежал трупом, брошенный в камеру. Он долгое время не приходил в сознание, и ему даже не оказывали врачебной помощи. Также от избиений и пыток не узнал на свидании родную мать один из охранников Магомеда Ибрагим.
Я попросил обратить внимание на факты правового беспредела, а сам дал слово исправить последствия беспредела бандитского. Я на сегодня могу сказать, что сдержал свое слово. Но остальное, на что я просил обратить внимание, остается по-прежнему безнадежно глухим. Есть даже кое-какие негативные последствия вместо благодарности — непонятная, запутанная возня в прессе. Откуда-то появилась фамилия Бараева. Откуда? Я ведь не называл никаких фамилий. Я даже думаю — это сделано умышленно, для того чтобы в очередной раз посеять между нами вражду и недоверие. При желании, я думаю, Виталий Ильич может легко установить имена своих похитителей. Я посылаю ему салам с гор Большого Дагестана. А насчет иномарок — это правда, в качестве задатка, а сколько еще должен, сама семья Козьменко знает прекрасно.
— Будете ли вы снова баллотироваться в Госдуму или в Госсовет?
— Да, буду баллотироваться. Но сначала — подготовка к референдуму, чтобы не допустить искажений и фальсификации.
— Дагестанские власти усиленно распространяют слух, что вы готовитесь к вторжению с многочисленными сторонниками со стороны Чечни.
— Это очередная попытка авантюры и провокации с целью запутать ситуацию и народ. Хочу разочаровать авторов авантюры, что мы не дадим отвлечь в провокационное русло нарастающие настроения народного недоверия к власти.
Я способствовал прекращению войны между Россией и Чечней. Способствовал установлению мира на Кавказе, не допустил разжигания гражданской войны и 20-21 мая. Неужели вы думаете, что я стану инициатором разжигания военных действий с целью захвата власти на родной дагестанской земле?