Фестиваль кино
"Тигровые награды" завершившегося в Роттердаме 42-го международного кинофестиваля достались фильмам из Ирана, Австрии и Словакии. Комментирует АНДРЕЙ ПЛАХОВ.
В предыдущем репортаже я немного коснулся темы "безумных фильмов". На самом деле в Роттердаме их было больше, чем можно хотя бы коротко описать в статье. А коротко не получится, поскольку безумие в разных государствах выглядит по-разному. Вот три фильма из трех соседних стран — Японии, Южной Кореи и Северной Кореи. Герой "Японской трагедии" режиссера Масахиро Кобаяси, вдовец с диагнозом "рак легких", заколачивает себя в комнате с портретом жены, отказывается есть и пить. Его сын разрывается между попытками спасти отца и собственной трагедией — он потерял жену и дочь во время землетрясения. Такая концентрация несчастий необходима режиссеру, чтобы создать образ, обобщающий статистику: за год, предшествовавший цунами и землетрясению, в Японии добровольно ушли из жизни 30 с лишним тысяч человек — вдвое больше, чем от стихийного бедствия.
Другой род безумия — в южнокорейском "Русском романе" (режиссер Шин Ен Шик). Молодой писатель никак не может напечатать заветную книгу и пробиться к славе. Исчерпав все средства справиться с проблемой, он порывается покончить с собой, но и тут терпит неудачу. Впрочем, относительную: пробудившись после комы через 27 лет, он обнаруживает себя живым классиком и гуру для молодого поколения. Название фильма характеризует и саму жизнь героя, и книгу, которую он сочиняет, и кино о нем. Ведь только русский роман, в понимании авторов, может быть таким длинным (фильм идет 140 минут), сложным, с множеством персонажей, но при этом претендовать на звание шедевра.
Безумие реального социализма в формате "лайт" демонстрирует фильм "Товарищ Ким летает", странным образом произведенный в копродукции Бельгии, Великобритании и КНДР. Это квазиголливудская сказка про девушку-шахтера, которая мечтает стать воздушной гимнасткой и, разумеется, становится — при поддержке надежных товарищей и вопреки проискам некоторых зазнаек мужского пола. Феминизм шагает по планете — и вот добрел до Северной Кореи, ура!
Однако главный оазис художественного безумия — это, несомненно, Иран, представленный в Роттердаме специальной программой. Полемически названная "Внутри Ирана", она включает и фильмы эмигрантов из иранской диаспоры, снятые в Канаде, Мексике, Турции — и даже, как в случае Мохсена Махмальбафа, в Израиле. Во многих из этих фильмов чувствуется тоска по атмосфере Ближнего Востока — этого потерянного рая, сегодня местами гораздо больше напоминающего ад.
Махмальбаф, Киаростами, еще несколько иранских классиков работают за границей. Джафару Панахи и некоторым его коллегам заниматься профессией запрещено и выезжать из страны тоже. Но остаются умельцы, ухитряющиеся делать невозможное — снимать внутри Ирана фильмы, которые получают снисхождение властей, но при этом явно критичны по отношению к режиму. Это уже совсем не то кино — доброе, гуманистическое и, по сути, лакировочное, что лет 15-20 назад пришло на смену советскому и принесло Ирану славу мировой кинодержавы.
Хоть формально "Трясущийся толстяк" получил одну из трех равных "Тигровых наград", на самом деле именно этот фильм стал главным победителем в Роттердаме. Его сумасшедшая энергия пробивает, хотя на сюжетном уровне можно артикулировать только начальный эпизод картины. Монструозный толстяк использует хорошенького глухонемого сына как приманку для ветреных девиц. Как только с одной из них завязывается флирт, папаша появляется с парой наручников и требованием денег. Такого рода шантаж, который невозможно представить в Европе, выглядит почти реалистично в Иране — в стране победившего сюрреализма, где абсурдно сочетаются несовместимые коды бытового поведения.
Фильм лишь берет точку отсчета в этой начальной сцене, чтобы немедленно воспарить в пространство гротеска и паранойи. Уродливый толстяк, совершающий кровопускания с помощью пиявок и ходящий полуголым с впечатанными в спину банками,— образ, не поддающийся однозначной интерпретации. Но он, несомненно, связан с рушащейся патриархальной основой общества, его прогнившими "духовными скрепами". Недаром уже во время фестиваля поступили сведения, что в Иране начата кампания против этого фильма. Его режиссер, Мохаммед Ширвани, известен также как художник. В Роттердам он привез помимо фильма инсталляцию "Слон в темноте". В черном дырявом кубе зеленый женский манекен и другие объекты разной текстуры, метафорически говорящие о ситуации в стране. Это одновременно ящик ужасов и удовольствий, насилия и эротики.
В сравнении с великолепным и зловещим "Толстяком" два других фильма-победителя выглядят более скромно. Это проникнутая анархистским юмором австрийская лента "Солдат Джейн" Даниэля Хосля (см. "Ъ" от 1 февраля). Это также словацко-чешский "Мой пес Киллер" Миры Форней. Его юный герой Марек, по сути, брошенный родителями, винтится в качестве "шестерки" со скинхедами и тренирует боевого пса. Действие разыгрывается в мрачной атмосфере восточно-европейской провинции, где надпись на дверях бара "Цыганам вход воспрещен" — еще не самое мощное свидетельство ксенофобии. Чтобы испытать силу нелюбви главного героя к инородцам, судьба сталкивает его со сводным братом-цыганенком, и тогда надрессированное "оружие" стреляет.
Роттердамский фестиваль демократичен и никому не навязывает абсолютных приоритетов. Жюри в этом году было необычным: в него входили, в частности, опальная иранская актриса Фатима Мотамед-Арья и невыездной китайский художник Ай Вэйвэй, который смотрел фильмы и голосовал в интернете. У жюри оказалось свое мнение, у публики — свое. По зрительскому рейтингу "Мой пес киллер" занял 100-е место, "Солдат Джейн" — 120-е, а "Трясущийся толстяк" — 174-е, предпоследнее. Возглавили же рейтинг и получили призы от имени зрителей совсем другие фильмы. Это голландский "Маттерхорн" Дидерика Эббинже, выполненный в ключе более понятного публике голландского абсурдизма. И "Ваджда" Хайфы аль-Мансур, первой женщины-режиссера из Саудовской Аравии,— о десятилетней девочке, которая пытается нарушить табу патриархального мира и для начала хотя бы сесть на велосипед. Причем обязательно зеленый.