Сегодня открывается 28-й Международный фестиваль в Роттердаме — первое крупное событие начавшегося киногода. Его центральной акцией станет программа фильмов из Восточной Европы, посвященная 10-летию падения Берлинской стены.
Почти каждый восточноевропейский фильм — аллегория или метафора. В сербской "Пороховой бочке" Горана Паскалевича метафора вынесена в название. В болгарском "Вагнере" Андрея Слабакова (Вагнер — это не композитор, а фабричный пресс) люди уподоблены механизмам, они ходят строем и даже совокупляются по команде. А живут все в одном огромном доме-монстре с порядками военного коммунизма. Между тем действие происходит в наши дни: свобода, принесенная крахом Стены, оказалась кратковременной.
Сквозной мотив многих фильмов — бегство. Героям фильма "В той стране" Лидии Бобровой и бежать не надо: они живут в патриархальной русской деревне, которой цивилизация коснулась только краем и которая почти не изменилась с прошлого века. В картине "С днем рождения!" Ларисы Садиловой, действие которой тоже происходит в российской провинции, бедность и убожество компенсируются добротой и душевностью не тронутых порчей "простых людей".
Притча и аллегория, которые, согласно Дьердю Лукачу, были единственной легальной формой политического искусства при тоталитаризме, по-прежнему здесь в чести. Хотя политической цензуры формально больше нет, кинематографисты несут опыт сопротивления режиму внутри себя, и в этом смысле Стена по-прежнему существует в их головах. Не случайно большинство режиссеров старшего поколения (Вера Хитилова, Миклош Янчо, Элем Климов) либо вообще прекратили работать, либо столкнулись с серьезным психологическим и эстетическим кризисом. Государство перестало контролировать и карать, но точно так же перестало финансировать художников.
Режиссеры помоложе более приспособлены к изменившимся условиям. Например, таджик Джамшед Усмонов снял малобюджетный фильм "Полет пчелы", собрав деньги из личных средств пополам со своим соавтором выпускником ВГИКа из Южной Кореи Мин Бьон Хуном. Эта картина, уже награжденная на многих фестивалях,— тоже притча. Кинематографисты Таджикистана, Грузии, Югославии — стран, где идет или где недавно прошла война,— с трудом выбиваются сегодня из изоляции. Они еще во многом физически ощущают присутствие Стены, которая отделяет их полуразрушенную, отброшенную в прошлые века национальную резервацию от большого мира, пронизанного сетью современных технологий и коммуникаций.
Однако даже новое поколение кинематографистов России или Польши, где ситуация не столь плачевна, генетически продолжает ощущать себя причастным не к общеевропейскому дому, а к восточному "лагерю". Не только в силу экономической отсталости, но и по причине непройденности (вместе с остальной Европой) многих важных этапов культурного развития. Отсюда многие его сегодняшние проблемы — и прежде всего драматический дисконтакт с публикой, которую раньше держали на "национальном продукте", а теперь пустили свободно плавать в голливудском мейнстриме.
Для Запада крах коммунизма стал политическим аттракционом и породил всплеск иллюзий о единой Европе. Но хотя информационно-идеологическая Стена рухнула — экономические, культурные и психологические границы остались. В этом убеждает роттердамская программа. Прежде чем итоги последнего десятилетия ХХ века подведут политологи и экономисты, свое слово исторического свидетеля взял на себя кинематограф.
АНДРЕЙ Ъ-ПЛАХОВ