Самой популярной личностью на московском этапе Гран-при был, пожалуй, Алексей Урманов. После тяжелой травмы, полученной весной 1997 года на чемпионате мира в Лозанне, олимпийский чемпион Лиллехаммера пропустил целый сезон. Первым соревнованием после вынужденного отдыха для Урманова стали Игры доброй воли в августе. В Москве же он окончательно доказал, что способен претендовать на золотую медаль чемпионата мира. В "Сокольниках" Урманов опередил Евгения Плющенко, выступающего, возможно, с самой сложной в мире программой. АЛЕКСЕЙ УРМАНОВ отвечает на вопросы корреспондента Ъ АЛЕКСЕЯ Ъ-ДОСПЕХОВА.
— С нынешнего сезона для всех фигуристов практически обязательным станет прыжок в четыре оборота, еще совсем недавно считавшийся почти цирковым элементом. Почему в Москве вы не исполнили его?
— По одной простой причине: он еще не готов. Когда будет готов? Ну, не завтра — это точно. Скорее всего, попробую сделать его в январе на чемпионате страны.
— Вообще, вы довольны свои катанием в Москве?
— Нет. Оно пока отнюдь не идеальное. То падение в произвольной программе, которое было у меня,— это типичная оплошность новичка. Хорошо, что судьи помогли, не стали резко занижать из-за нее оценки. Но, с другой стороны, быть может, и к лучшему, что так получилось. Когда все складывается гладко — это, на мой взгляд, плохой признак.
— Наверное, это падение в какой-то степени следствие травмы, из-за которой вы пропустили прошлый сезон?
— Травма меня больше не беспокоит, так что чисто физически я в хорошей форме. А вот психологическое давление сказывается, все-таки перерыв был очень долгим.
— Психологическое напряжение на нынешних соревнованиях было похоже на то, что вы испытали на Олимпиаде в Лиллехаммере?
— Нет, в Норвегии в этом смысле, конечно, было гораздо сложнее.
— Многие полагали, что после той травмы вы уже больше не будете выступать. Что заставило вас вернуться в спорт?
— Ну, начнем с того, что я не уходил. Травмы — нормальное явление в фигурном катании, да и в спорте в целом. Они бывают у всех. До поры до времени мне удавалось избегать неприятностей. Ведь до 1997 года я не получил ни одной серьезной травмы. Но, как видно, от судьбы не уйдешь. Вот и вышло, что у меня в карьере была пока одна травма, но зато такая... А что касается моих нынешних целей, то об этом мне трудно что-либо сказать. Я просто хочу хорошо выступать, радовать зрителей. Не более того.
— А о втором олимпийском "золоте" не мечтаете?
— Я вообще сейчас предпочитаю ни о чем не мечтать и не строить карточных домиков. Второй титул чемпиона Олимпиады? Ну, это вряд ли. Не думаю, что смогу четыре года продержаться на самом высоком уровне. К тому же более молодые соперники постоянно прибавляют — те же Ягудин, Плющенко, Абт. Мне даже трудно выделить кого-то из них.
— С Плющенко вы, к слову, вместе тренируетесь у Алексея Мишина. Это хорошо или плохо?
— Плюсов, по крайней мере, больше. Мы как бы подстегиваем один другого, учимся друг у друга. Женя, конечно, чуть в большей степени.
— Некоторые фигуристы утверждают, что чем старше они становятся, тем легче им выступать. Вы с ними согласны?
— Быть может, кто-то так и говорит, но я этому не верю. Мне, во всяком случае, с каждым годом кататься все труднее и труднее. В данный момент — вдвойне тяжелее, чем до травмы.
— А вы не думали о том, чтобы уйти в профессионалы?
— Пока нет. Хотя на профессиональные турниры меня приглашают очень часто.
— Не кажется ли вам, что на фоне молодых конкурентов со своим танго в произвольной программе и классическим костюмом вы выглядите старомодно?
— Уверен, классика не стареет. Разве когда-нибудь люди перестанут ходить, допустим, на "Лебединое озеро"? А в принципе мне нравится любая музыка, которая создает мне хорошее настроение. Тут на днях, к примеру, услышал группу "Руки вверх", и весь день в голове крутилось: "Я от тебя письма не получаю...". Главное, чтобы музыка подходила к программе.
— О музыке мы поговорили. А муза у вас есть?
— (Смеется.) На мой взгляд, муза, если так можно выразиться, явление непостоянное. Утром она есть, вечером нет. Ну а если вы имеете в виду подругу, то да — у меня есть девушка. Она, кстати, сидела на трибуне с моей мамой, когда я выступал. Увы, мне не удалось показать им все, на что я способен.
— А кто главный человек в вашей жизни?
— Конечно, мама.
— Какие черты характера вам мешают в спорте?
— Я человек настроения. Не очень уравновешенный, где-то вспыльчивый. Это и мешает. А помогает, наверное, настойчивость и трудолюбие.
— Правда ли, что вам присвоили дворянский титул?
— Правда. Здесь, в Москве, года два назад, по-моему. Но я к этому серьезно не отношусь. Думаю, никакой роли в моей жизни это не сыграет.
— Вы сейчас практически все время живете в Америке. Почему?
— Я, в общем-то, с удовольствием тренировался бы и в России — например, в родном Санкт-Петербурге. Но, к сожалению, для нормальной работы там попросту нет условий: дворец "Юбилейный" не функционирует.
— Санкт-Петербург ваш любимый город?
— Конечно! Там для меня все родное, ни с чем не сравнимое. Даже когда я еду по городе на машине, то узнаю каждую ямку на дороге.
— Вам не обидно, что нынешний турнир проходил в Москве?
— Нет. В Санкт-Петербурге будет финал Гран-при. А два турнира серии в одном городе — это был бы уже перебор.