Завершились съемки экранизации поэмы Адама Мицкевича "Пан Тадеуш", которую осуществляет мэтр мировой режиссуры — Анджей Вайда. В конце зимы состоится ее премьера, фильм будет называться "Последний наезд на Литву". Кинокритик ИРИНА РУБАНОВА, которую с режиссером связывают долгие годы дружбы, в Варшаве специально для "Коммерсанта" взяла интервью у АНДЖЕЯ Ъ-ВАЙДЫ.
— Польша в напряженном ожидании. На только что завершившемся фестивале в Гдыне был показан "пилот" работы Ежи Гофмана "Огнем и мечем" по Генрику Сенкевичу, а в кулуарах только и говорили, что о твоей картине и о грядущем вашем соперничестве.
— Не думаю, что это слишком интересная тема. Куда значительнее тот факт, что польская кинематография в течение полутора лет сумела одолеть две суперпостановки.
— Одолеть — значит профинансировать. Гофман назвал бюджет "Огнем и мечом" — $8 млн. Во что обошелся "Пан Тадеуш"?
— Смета картины $4 млн. Это очень большие деньги для Польши. Наши расценки на производство, услуги, гонорары значительно ниже, чем в Америке и в Европе. Только деньги-то на "Пана Тадеуша" пошли не польские, вернее лишь на 10% польские. Остальные — от Саа+. В последние годы Польша подключилась к этому европейскому телевизионному каналу, который специализируется на культуре. Так что наш фильм снят на европейские денежки, в основном немецкие и французские.
Когда я говорю, что кинематография созрела, чтобы сделать два огромных постановочных фильма, я имею в виду не финансовую, а зрительскую ситуацию. В течение последнего года было продано четыре миллиона билетов на польские фильмы. То есть люди хотят слышать с экрана польскую речь, видеть лица любимых актеров и вообще иметь дело с чем-то, что хоть как-то приближено к их проблемам.
— А почему о том, что ты будешь снимать эту картину, ничего не было известно почти до самых съемок, то есть до июля? Напоминает в тайне подготовленный запуск, а не загодя запланированное предприятие, каким по логике могли бы стать съемки главного произведения суперавтора национальной литературы.
(Вайда смеется довольный.)
— Мы решили, что объявим о фильме только тогда, когда он будет финансово обеспечен. К моменту, когда наш продюсер Лев Рывин нашел деньги, у меня уже был готов сценарий. Мы не занимались конспирацией. В апреле я прочел лекцию о проблемах экранизации "Пана Тадеуша" в Ягеллонском университете в Кракове.
— Хотелось застраховаться от нападок ревнителей классики, чтобы избежать повторения той свары, которая в свое время завязалась вокруг твоей экранизации "Пепла" Стефана Жеромского?
— А вспомни, что творилось после "Свадьбы", "Земли обетованной". Нет, я не питаю иллюзий. Избежать, как ты говоришь, нападок (я бы использовал здесь словечко порезче) не удастся. Есть несколько причин, по которым нападки неизбежны. Первая и главная: к "Пану Тадеушу" в Польше отношение не просто трепетное, не просто ревностное. Оно без преувеличения — набожное.
— Действительно ли осуществилась мечта поэта: "Дожить бы мне до радостного мига,/ Когда войдет под стрехи эта книга,/ Чтоб девушки за пряжею кудели/ Не только бы родные песни пели"?
— И да, и нет. "Пана Тадеуша" "проходят" в школе, заставляют учить наизусть большие куски. Но это не означает, что поляки повально читали поэму. С этим, как везде: чем дальше, тем вообще меньше читают. Я отдаю себе отчет, что после фильма совсем перестанут читать, а будут отвечать учителям: "Вот Линда подходит к Ольбрыхскому, а Марек Кондрат в это время обращается к Шаполовской"... и т. д.
У меня нет категорического мнения на этот счет. Иногда я думаю, пусть лучше они из нашего фильма узнают, что же такое происходило в этом городке Соплицово на территории Литвы, что вдохновило пана Адама Мицкевича спустя много лет, в эмиграции, в Париже, глядя на Сену из окон своей квартиры на острове Святого Людовика, вспоминать родной Неман, шляхетские усадебки с их полнокровным бытом, застолья, охоты, романы, постоянную готовность восстать против оккупантов...
— То есть против русских.
— Против русского царя, который вместе с двумя другими европейскими монархами поделили Польшу, лишив ее почти на 150 лет собственной государственности.
— Мицкевич родился неподалеку от белорусского Новогрудка, учился в Вильно (Вильнюсе), после университета получил распределение в Ковно (Каунас), за вольномыслие был сослан в Санкт-Петербург, потом в Крым...
— ...и никогда не видел ни Варшавы, ни Кракова. Для него Польша — это Литва. Впрочем, и Польша, и Литва во времена Мицкевича были Российской империей.
Возвращаясь к прогнозу, как примут фильм. Интеллектуалы будут на все лады возражать. Мне уже сейчас, после публикации концепции сценария, возражают. Ссылаются на трактовку произведения Чеславом Милошем, который особо ценит в нем некий метафизический пласт. Меня же метафизика не интересует. Я вижу в "Пане Тадеуше" как бы Атлантиду, ушедшую в воды памяти (или беспамятства): налаженную, традиционную жизнь, написанную щедро, смачно, с нежностью, переходящей в сентиментальность, и иронией, граничащей с сарказмом. Я не могу передать многочисленные восходы и заходы солнца, рассветы, туманы и т. д. У Мицкевича солнце от смущения краснеет, а волы недоумевают и удивляются. Что мне прикажете с этим делать? Но там есть увлекательные любовно-матримониальные интриги, есть потрясающая история разбойника и убийцы Яцека Соплицы, наложившего на себя пожизненное покаяние и принявшего сан под именем ксендза Робака...
— Которого, конечно, играет Ольбрыхский.
— Нет, что ты. Ксендз Робак значительно моложе. Его, конечно, играет Богуслав Линда. Но об актерах, если можно, чуть позже, тут разговор радостный и счастливый от начала до конца. Я еще о нападках. Приват-доценты будут клевать наверняка. Но это я как-нибудь переживу. Несравненно больше меня волнует реакции публики. Последние мои картины она приняла равнодушно. Для меня это тяжелое переживание. Я не перестаю думать, отчего это происходит.
Честно сказать, у меня нет никакой уверенности в том, что народ спит и видит фильм под названием "Пан Тадеуш". Может, ему этот фильм сейчас вообще ни к чему. Но публика не обязана знать, что ей требуется в настоящей момент. Это моя задача — угадать ее невыявленные, несформировавшиеся запросы. И я так и не знаю, угадал я их или выстрелил мимо цели.
— Но, может быть, стоило в оставшееся до премьеры время разогреть публику. Смотри, Ежи Гофман еще на стадии постпродакшн, а половина Польши (женская) уже сходит с ума по московскому актеру Саше Домогарову, который играет в "Огнем и мечом" главную роль. Телевидение показывает репортажи со съемок, как отчеты с поля боя. По-моему, это правильно.
— Почему нет? Но и нас ты, пожалуйста, не держи за простаков. Мы объявили национальный конкурс на исполнительницу роли Зоси. Предложили больше дюжины кандидаток и сказали: выбирайте, которая больше всего соответствует вашему представлению о написанной Мицкевичем красавице, та и будет играть. Как обещали, так и сделали. Так что у нас всенародно избранная Зося.
— Говорят, среди соискательниц была дочка президента Квасьневского.
— Да. Но выиграла конкурс не она. Я тебе так скажу: всю жизнь я работал с людьми, которых ценил как профессионалов и которых любил по-человечески. Но такого праздника совместной работы, как на "Пане Тадеуше", ей-Богу, я еще не удостаивался. Люди побросали или отодвинули свои более эффектные и уж точно более денежные работы и примчались в Варшаву делать этот фильм.
Оскаровский лауреат (за "Список Шиндлера".— Ъ) художник Алан Старский вернулся из Голливуда, премьер "Комеди Франсэз" Анджей Северын освободился от театральной нагрузки и снялся у нас в большой роли судьи, композитор Войчех Киляр, писавший музыку для Копполы ("Дракула") и Поланского, согласился стать композитором картины. Я бесконечно благодарен им всем. Я ведь понимаю, что сниматься сейчас у Вайды — это совсем не то, что сниматься у Вайды 15-20 лет назад.
— Подожди-подожди. А разве последние полтора-два года ты не ездил по главным фестивалям и не получал там высшие призы за вклад в искусство кино? Разве не выбрали тебя в святая святых — во Французскую академию, тем самым приобщив к сонму бессмертных?
— Ну да, ну да. Но в отличие от тебя, я еще читаю польские газеты с рецензиями.