Завершился Международный кинофестиваль "Евразия-98", для которого усилиями алма-атинских организаторов и базирующейся в Москве Конфедерации Союзов кинематографистов было собрано несколько первоклассных программ — в том числе документальных, анимационных, ретроспективных. Скандал вызвало неприсуждение главного приза документалистам. По игровому конкурсу приз получил киргизский фильм "Бешкемпир", Спецприз жюри — казахский "Аксуат".
На первый взгляд фестиваль предпринял малоперспективную попытку возродить кинобуйства советского периода. В той же Алма-Ате (тогда еще с другой буквой на конце) участники всесоюзных фестивалей после возложения венков к памятнику Ленину кочевали по районам республики. Местные власти изощрялись в экзотическом гостеприимстве: гостей кормили и поили в юртах, сажали на верблюда и даже давали подержать на руках двухмесячного львенка.
Нынешних гостей "Евразии" тоже ждала насыщенная "культурная программа": одни посещали соколиную и кабанью охоту, других от лица главного телеканала приветствовала дочь президента Назарбаева. А самых именитых визитеров посадили в самолет и вывезли к самому президенту в Астану, поразившую воображение смесью восточной помпезности с северным аскетизмом и суровостью. Вместо памятника Ленину был мемориал жертвам политических репрессий, вместо юрты — школа, где кинематографические аксакалы объясняли детям, как и чему надо учиться. Но призыв был услышан, только когда начинающий режиссер Егор Кончаловский заговорил со школьниками на их языке. Пребывавший до того момента в тени своего знаменитого дяди Никиты Михалкова (главного патрона фестиваля) и отца Андрея Кончаловского (председателя жюри), отпрыск талантливого семейства тотчас же стал звездой.
Экономические и эстетические, поколенческие и психологические контрасты определили динамизм, с которым развивается кино в Казахстане. После пика здешней "новой волны" (14 фильмов снято в 1991 году и получено 11 международных призов) наступила полоса спада. И вот, спустя семь лет после развала советской империи, мы наблюдаем феномен — возрождение полугосударственного полунезависимого кинематографа на фоне нового имперского стиля и новой, сравнительно мягкой цензуры. Девять фильмов, снятых в этом году,— следствие относительной стабильности.
Именно в поисках стабильности (столь желанной для процветания кино) в Казахстан ринулись посланцы терпящих кризис восточноевропейских демократий, прежде всего российской. И многие наблюдатели из "настоящей" Европы тоже: достаточно назвать приехавшую в Алма-Ату команду самого эстетского журнала "Кайе дю синема", готовящую казахскую ретроспективу в Париже, и группу ведущих критиков ФИПРЕССИ.
Религиозный мистицизм и национализм (пришедший на смену советскому патриотизму) — вот два качества, обнаруженных зарубежными аналитиками в постсоветском кино. Оба затрудняют ему путь на Запад. Зато на бывшем советском Востоке, где с демократией дело обстоит хуже, кино возникает более универсальное — и по языку, и по проблематике. Вслед за Ираном в Казахстане обнаружена живая кинематография, которая опирается на "опыт истерзанной души". Но в отличие от иранского кино в казахском нет пуританства. Плюс то, что в Европе называют мультикультурализмом: в стране ста национальностей впору говорить о казахстанском, а не казахском кино.
Фильм "Аксуат" Серика Апрымова выразил все эти особенности в наилучшей степени. Один из братьев привозит в аул беременную русскоязычную жену и оставляет на попечение другого брата. Так рождаются дом, семья, слепленные из разнородных, генетически чуждых элементов. Близок этой конструкции и "Бешкемпир" киргиза Актана Абдыкалыкова: юный герой-сирота больше всего мечтает о доме, не данном ему от рождения. Кочевая жизнь, которую ведут кинематографисты, часто делает из них космополитов. Авторы фильмов, показанных в Алма-Ате, не трезвонят о патриотизме, но несут с собой по жизни идеальный образ Дома. Столь же конкретный и столь же символичный, какой для их предков была юрта.
АНДРЕЙ Ъ-ПЛАХОВ