С известным театральным художником, историком моды и коллекционером АЛЕКСАНДРОМ ВАСИЛЬЕВЫМ, автором необычной книги "Красота в изгнании", посвященной русской эмиграции в моде, беседует обозреватель НАТАЛИЯ Ъ-ОРЛОВА.
— Это правда, что эмигранты в Париже считали вас советским шпионом?
— Увы! Даже моя первая парижская знакомая Наталья Петровна Благовская, которая подарила мне идею книги, называла меня не иначе как "мой любимый шпион". Она была абсолютно уверена, что я агент КГБ и собираю сведения для секретной работы. Она сомневалась, что все это мне нужно только для издания книги.
Приходилось прибегать к эпистолярной дипломатии: "Ваше высочество, на странице 17 журнала Vogue за 15 апреля 1929 года мною обнаружена ваша фотография. Не могли бы вы мне сообщить, в каких других изданиях еще опубликованы ваши фотографии и могу ли я рассчитывать на встречу с вами для работы над будущей книгой". Помогло мое умение правильно составлять письма. Меня, буквально, надрессировали. Я знаю, к кому следует обращаться "ваше сиятельство", а к кому — "ваша светлость" или "ваше высочество". Мне пришлось писать в Гондурас князю Оболенскому, чтобы он представил меня своей сестре, которая живет в Шотландии... Куда и кому я только не писал! Кстати, практически всем я сообщал, что книга будет опубликована в Париже. Я не имел возможности даже намекнуть, что она выйдет в Москве,— иначе я не получил бы и половины того, что имею. Отношение к Москве в эмигрантской среде самое негативное. Помню, одна из дам презрительно процедила: "Говорят, в России сейчас уже есть лифты?"
— Вам помогло, что вы сами из дворян?
— То есть урожденный не "де простой", как они называют всех остальных? Конечно. Еще мне очень помогла близкая дружба с семьей графа Апраксина. И даже то, что я все время посещал императорский русский бал в Брюсселе, я завязал там множество знакомств. И все же многие двери так и не были для меня открыты. Я не увидел княжны Надежды Щербатовой, хотя ее фотографии опубликованы в моей книге. Она живет на юге Франции и не желает видеть ни одного человека, рожденного в СССР. Ее дочь и сын не смогли ее уговорить со мной встретиться.
Я не смог встретиться и с Людой Федосеевой, хотя она умерла только в 90-м году: никто не знал ее адреса. Отчаявшись, я дал объявление в "Русской мысли": "Разыскиваю всех, кто может мне сказать, где живет Люда Федосеева". После чего мне позвонила женщина и сказала: "Мама умерла". А многие манекенщицы, как, скажем, знаменитая модель 30-х годов Мона Аверино, не хотели давать мне фотографии. Только потому, что им было небезразлично, с кем в моей книге они окажутся на одной странице.
— Это правда, что многие из прежних красавиц аристократок до сих пор выглядят великолепно?
— Почти все дамы, с которыми мне довелось встречаться,— дамы без возраста, они могут гордиться своим лицом и фигурой. Они тщательно следят за собой и ведут себя как настоящие светские дамы. Я даже не могу сравнить их ни с кем из дам, живущих в России. Они и в столетнем возрасте выглядят блистательно. Леди Абди, которую я цитирую и чьи фотографии публикую, в 95-летнем возрасте одевалась каждый день в новое. Даже те из них, кто болен, как, например, балерина дягилевской труппы Валентина Кашуба (настоящая красавица, победительница конкурса "Мисс Россия в Нью-Йорке"), все равно выглядят достойно. В свои 99 Кашуба носила парики, меняла туалеты и — а у нее были очень сильные роговые очки — просила камеристку-испанку поправить ей губную помаду. А 106-летняя Надежда Нилос могла позволить себе появиться в декольте, поскольку ее грудь до сих пор настолько хороша, что ее можно продемонстрировать.
— Пытался ли кто-нибудь из родственников оградить дам от ваших посягательств?
— У некоторых из них есть дети и внуки, и все же большинство одиноки. Кроме прислуги в их домах я никого не встречал. Единственное: спорили с князем Михаилом Романовым. Он хотел, чтобы его бабушку помнили как представительницу рода рыцарей копья, а не рыцарей иголки. Гафиня фон Крез (его родственница) вела со мной длинные беседы на эту тему. Кстати, от нее же я услышал и то, что княгиня Палей одевалась у Ворта и носила бриллианты Картье лишь затем, чтобы "прикрыть чем-то свое бренное тело". Я заметил, что бренное тело можно прикрывать и менее экстравагантными вещами, не обязательно бриллиантами от Картье. На что мне снова было указано, что княгиня модой не увлекалась.
— Этих женщин иностранки считали соперницами?
— Я думаю, что русских любили и считали скорее изгнанницами, не изгоями. Перед ними преклонялись. Вплоть до известного кризиса 1929 года. И Париж, действительно, был в легком обмороке от русских титулов. В Париже 1920-1930-х годов сложилось впечатление, что все русские обязательно князья и графы. Других в России просто не бывает. Над этим даже смеялись. К примеру, о кавказских князьях говорили, что если у них есть десяток баранов, то они уже князья. Но если я не ошибаюсь, в России 800 фамилий имели титулы — и фактически все они уехали за границу, только немногие остались в СССР... Словом, так: до 1929 года к русским в Париже относились с обожанием, а после убийства французского президента русским эмигрантом отношение к ним катастрофически изменилось.
— А это правда, что к русским модельерам в Париже всегда было отношение неоднозначное?
— Знаменитый модельер Жан Пату (я эту цитату в книге не привожу) сказал однажды, что он прекрасно знает русских художников: "Многие из них повлияли на наше искусство, особенно на театральный костюм. Я имею в виду Бакста. Но что-то я не могу припомнить хотя бы одного русского создателя моды". Это говорил Пату, а ведь он жил в эпоху, когда русские имели успех. Хотя некоторые дома действительно имели успех, например нью-йоркский дом "Валентина", на мой взгляд, самый значительный из всех русских домов моды, созданных в эмиграции,— это в нем одевались такие модницы, как Мэри Пикфорд и Грета Гарбо.
— Вы исколесили мир в поисках информации?
— Я, буквально, прочесал земной шар от Таити до Багамских островов. И как ребенок радовался каждой находке. Мне приходилось ездить по свету за свои деньги. В 40-градусный мороз посещать библиотеку Харбинского университета. Платить огромные суммы за право пересъемок, за фотографии, за свидания в музеях. Между прочим, заявка на встречу с экспертом музея Виктории и Альберта в Лондоне подается за восемь месяцев... За десять лет я собрал значительную картотеку: восемь рукописных томов. Многое еще не написано... Во Франции есть архив реки Сены, где хранятся патенты модных изделий XX столетия, в том числе и патенты ряда русских домов моды. Однако большинство этих патентов (ящики с десятками тысяч документов) не раскрыты, и к ним нет даже доступа. Возможно, когда-нибудь этот архив даст новые сведения и кто-то напишет об этом больше. Но есть факты, которые уже никто не сможет изучить лучше меня, поскольку нет в живых людей, с которыми мне посчастливилось общаться.