Премьера "Бориса Годунова" в театре Евгения Колобова
"Новая опера" открыла новый сезон в новом здании. Наконец-то нам не придется слушать премьеры Евгения Колобова в два этапа: сначала идти в консерваторию на концертный вариант, а потом ждать год и ехать в какое-нибудь мало приспособленное для оперы место, чтобы посмотреть, какую сценическую форму придали операм колобовские сотрудники. Теперь все будет сразу, как в нормальном оперном театре,— и, не обсуждая достоинств нового здания в саду "Эрмитаж", можно этому радоваться. Правда, на открытии сезона штурма ворот не было, и в партере оставались обидные пустые места. Зная популярность Колобова, стоит встревожиться: или в России сложное время, или у самого маэстро что-то не так.
Новый сезон в новом здании открылся новой оперой. 129 лет назад, в сложное для России время, Модест Петрович Мусоргский написал своего "Бориса Годунова". Не все русские композиторы отличались прилежностью, и хуже Мусоргского здесь был только Бородин. Тем не менее как раз "Бориса" Мусоргский всего написал сам — от начала до конца. К постановке опера была не принята, и автору пришлось ее переделать. Премьера прошла с успехом, однако после смерти Мусоргского оперу снова переделал Римский-Корсаков. Ее продолжают переделывать и до сих пор, каждый на свой лад (последняя оркестровая версия, осуществленная Игорем Букетовым, была представлена в прошлом сезоне в "Метрополитен-опера"). Конечно, императорский оперный комитет, вначале отвергнувший "Бориса", был, как ему положено, туп и невежествен, но все последующие редакции подтвердили по крайней мере одно — Мусоргский был гением во всем, кроме оркестровки.
Тем не менее время от времени повсюду находились радикалы, требовавшие Мусоргского подлинного и только подлинного. Не только авторская оркестровка, но и первая редакция (где еще нет прекрасного польского акта и грандиозной народной сцены под Кромами) утвердили свои права в мировом репертуаре. К первоначальному варианту обратился и Евгений Колобов.
Обратился, однако, лишь для того, чтобы самому встать в очередь вдохновенных редакторов и правщиков. Этого в программе нигде не написано, поэтому доверчивый слушатель мог и не узнать — на свет появилась еще одна оркестровая редакция "Бориса Годунова". И, на мой взгляд, за малыми исключениями (вроде введения в партитуру чуждых ударных инструментов), очень удачная. В ней слышно все, что задумал Мусоргский в голосоведении, она немного камерная, терпкая и по-хорошему современная. Как всегда, лучше всего в театре Колобова звучит оркестр и хор (певцы, все очень средние, к нему только уныло прилагаются), а темпы Колобов выбирает такие (например, сцена Пимена идет с сумасшедшей скоростью), что мы слышим Мусоргского как в первый раз.
Думаю, колобовскую оркестровку стоило бы запатентовать и продавать отдельно, ибо ее достоинства намного превосходят достоинства спектакля, к которому она прилагается. Режиссура Валерия Беляковича небогата: Борис — направо, Шуйский — налево. Сценография Эдуарда Кочергина, прославленного соавтора Товстоногова, уж слишком скромна.
Но главное, что предстоит слушателю, если он все-таки отважится пойти на спектакль,— это овладеть некой техникой его восприятия: а именно пропускать мимо ушей некоторые новации в либретто. Дело в том, что певцам, ради вящей драматичности, вменено в службу вставлять в вокальные партии (свои и чужие) драматический текст. Например, Пимен поет, как и надо, Григорию: "Владыкою себе цареубийцу нарекли". А Григорий вдруг драматическим тоном вопрошает: "Цареубийцу?" — на что Пимен мотает головой и говорит: "Ух..." Дальше все опять идет по партитуре.
Странно, что Колобов, с его стремлением к подлинному Мусоргскому, инициирует или, по крайней мере, терпит подобные вещи. Впрочем, мы к этому давно привыкли: ценя Колобова как дирижера, нам приходится брать его искусство с обязательной нагрузкой — коей являются так называемые "концептуальные идеи". В новом сезоне их можно будет получать по адресу: Каретный ряд, 3. Театр "Новая опера".
ПЕТР Ъ-ПОСПЕЛОВ