Премьера фильма Иоселиани

Отар Иоселиани снял "Покаяние-2"

       В Доме Ханжонкова начались показы последнего фильма Отара Иоселиани "Разбойники. Глава VII", получившего два года назад спецприз жюри на Венецианском кинофестивале. Пара лет, прошедших в ожидании встречи с российским зрителем, вряд ли что-то изменит в восприятии картины: время властно только над живой материей.
       
       В свое время Отар Иоселиани весьма резко критиковал знаменитый фильм Тенгиза Абуладзе "Покаяние" (впрочем, и не он один). За холодность и отстраненность, за невозможность ощутить теплую и пульсирующую ткань жизни, за мертвенную красивость воскового муляжа, за нарочитую условность притчи.
       Прошло десять лет, и сам Иоселиани сделал точно такую же картину. Спектр исторических аналогий, правда, несколько шире: в "Разбойниках" задействованы три временных пласта — средневековье, как бы "сталинская" эпоха (место действия и личность тирана обозначены очень условно) и современность. Да и цель Иоселиани ближе не столько к прозрачно-публицистической идее Абуладзе, сколько к глобально-философской сверхзадаче Дэвида Уорка Гриффита, с размахом осуществленной им в "Нетерпимости" еще в 1916 году.
       Перемещая своих героев из одного условного времени в другое, Иоселиани демонстрирует, насколько неизменна природа человеческого зла, независимо от меняющихся форм государственного устройства, уровня технического прогресса и общепринятых норм морали.
       Режиссер, обладающий неповторимым мрачным чувством юмора, неоднократно заявлял о "Разбойниках", что намеревался снять комедию. Действительно, если бы фильм получился смешным, он выглядел бы не таким безжизненным. Но Иоселиани как-то ухитряется утопить некоторые почти по-бунюэлевски комические вещи в стоячей воде своего демонстративного равнодушия. Не успев произвести никакого действия, шутки глухо и беззвучно уходят в черную дыру космически самодостаточного фильма.
       Особенно явны попытки пошутить в самой большой, "сталинской" части картины. Палач, пытающий жертв государственного террора в угрюмых застенках, показывает очередному "Павлику Морозову", как пользоваться наборчиком пыточных инструментов. На оперной сцене персонаж "Ленин" исполняет свою коронную партию о политических проститутках. Большевики на пикнике развлекаются стрельбой по врагам народа. Квартира арестованной семьи молниеносно переходит в собственность новых хозяев вместе с жарящимися на примусе котлетами. Перечислительная, дробная интонация фильма вынуждена нежеланием или неспособностью воспринять далекий от совершенства мир не как слишком откровенную череду гадких недоразумений и нелепостей, а как занятное целое, оправдываемое хотя бы твоим собственным в нем присутствием.
       "Настоящее мастерство всегда леденит",— любил говорить кто-то из пижонов вроде Оскара Уайльда. Эстетская поза с элементами эпатажа никогда не была чужда Иоселиани, время от времени обнаруживающему имидж своеобразного кинематографического Набокова. Высокомерно вздернутый подбородок, снисходительный прищур и нелюбовь к задушевности вполне к лицу человеку, который знает, что одарен больше прочих, и систематически это доказывает. Безупречное совершенство изделия и впрямь способно заморозить суетливые эмоции, погрузить в благоговейное оцепенение, как слово "вечность", выложенное из льдинок в чертогах Снежной королевы.
       Однако отсутствие реальных времени и истории в "Разбойниках" отнюдь не синонимично вечности. Довольно средний в изобразительном отношении, надменно-небрежный, легко рассыпающийся на несвязанные составные части триптих Иоселиани холодит, как простудный ноябрьский ветер, гуляющий по пустой даче и ворошащий старые номера "Огонька" с перестроечными разоблачениями.
       Да, стучали — сын на отца, брат на брата, жена на мужа. Да, всегда найдется запасной ключик от пояса верности и несколько крупинок яда в старинном перстне. Да, лихие люди любят ловить рыбку в мутной воде, наживаясь на несчастьях своих соотечественников. Разные, но такие одинаковые ипостаси зла неспешно перетекают одна в другую, сливаясь в монотонный ритуальный хоровод. Три истории Отара Иоселиани невыгодно отличаются от трех историй Киры Муратовой отсутствием интереса к миру, не заслужившему оценки большей, чем ноль.
       
       ЛИДИЯ Ъ-МАСЛОВА
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...