Футбольный матч Украина--Россия ждали давно. Украинцы предвкушали победу, наши в нее не верили, но в глубине души надеялись. И все понимали, что матч — больше, чем игра. Что стояло за всем этим, в Киеве выяснил наш специальный корреспондент АНДРЕЙ Ъ-КОЛЕСНИКОВ.
Внимание, радиация
"Единица", поезд "Москва--Киев". Мой сосед по купе Владимир Иванович Чернышов, немолодой человек достойной внешности, тоже ехал на футбол. То есть у него, конечно, в Киеве были другие неотложные дела, и все их он приурочил к футболу.
— Тренер вашей сборной, я про Бышовца говорю, очень быстро все осознал,— торопливо говорил он мне, зачем-то все время расплескивая на свои и мои брюки очень горячий — почти кипяток — английский чай.— Уехал из Киева в Россию на следующий день после Чернобыля — не молодец ли? Мало кто тогда так разобрался: говорили, что предательство. Разве это предательство, предательство, знаешь, что такое? Я тебе расскажу.
И он рассказывал, как в 86-м был начальником пожарной части и тушил пожар на атомной станции. Как знакомая упросила его тайком взять с собой в зону, потому что оставила там все, что нажила за жизнь и что ей было необходимо для этой жизни. Как он сжалился над ней, привез и зашел с ней в ее дом. Как она увидела висящие на кухне у окна детские трусики, а за окном, в восьмистах метрах — дымящийся ядерный реактор, сразу потеряла сознание, он успел ее подхватить, а когда она очнулась, принялась лихорадочно собирать эти трусики и книжки, много книжек. Как он бил ее по рукам и кричал, бери, дура, хрусталь, золото и деньги, остальное все равно не унесем.
Рассказывал, как ехали обратно и их десятки раз останавливали. Он очень рисковал: кругом были посты и знаки "Внимание, радиация", а потом тридцатикилометровая зона кончилась, и они увидели детей, которые, взявшись за руки, шли с воспитательницей в лес гулять, наверное, собирать ягоды, тогда было много ягод. Его знакомая опять упала в обморок, он остановил машину и не пустил детей в лес, а воспитательница кричала, что не имеет права лишать детей радости, ведь тут нет никаких знаков и постов, зона кончилась.
Сосед все так же торопливо, как будто нам с ним не ехать еще всю ночь, говорил, что и те дети, и его ребенок, который родился через восемь лет после этого, получили удостоверения пострадавших от аварии, и что это очень хорошо, но очень страшно, и что я должен теперь понять, какой молодец Бышовец, хотя никто тогда и не понимал.
— А вы думаете, почему у Эдика Стрельцова началась онкология, и он так быстро умер? — спрашивал меня сосед.— Конечно же, только потому, что не уехал. Вот и мы тоже решились, всей семьей переезжаем. Нет, конечно, квартиру не купили, в Киеве не те деньги, снимаем пока. Но опять страшно, говорю тебе, очень страшно, а раньше почему не переезжали, так ведь тоже страшно...
Но самое страшное для моего соседа Владимира Ивановича было не попасть на футбол Украина--Россия. Он где-то успел прочитать, что билеты давно раскуплены, а ведь ничего важнее в его жизни давно не происходило — это не я сказал, это он мне говорил всю дорогу.
И для всех в Киеве, для всех.
Ставка больше, чем жизнь
За несколько часов до футбольного матча национальных футбольных сборных Украины и России по площади перед главным стадионом Киева ходили наголо стриженные молодые люди. В руках у них были пачки листовок. Ко мне подошел человек с этими листовками, в желто-зеленом свитере и в маске нашего президента Ельцина. Сходство было вполне достоверным. Поверх маски человек еще нацепил какие-то рога. Получился президент с рогами. Мне показалось это оскорбительным, и я сделал человеку замечание. В ответ он молча протянул мне листовку и ушел. Я хотел пойти за ним, сделать еще одно замечание, а если он снова даст мне листовку, в ответ дать ему по рогам, но по понятным причинам раздумал.
В листовке были такие слова:
Ще не вмерла Украина,
Нi слава, нi воля,
Ще нам браття-украiнцi
Усмехнется доля.
Згинуть наши вороженьки
Як роса на сонцi,
Запануем i ми, браття,
У своiй сторонцi.
Душу й тило ми положим
За нашу свободу,
I покажем, що ми, браття,
Козацького роду!
Так отзывалась в листовках о предстоящем футбольном матче организация "Национальные бригады".
И это было не преувеличение.
А за несколько дней до футбола "Национальные бригады", одно из боевых подразделений УНА-УНСО, предупредили весь Киев: "Мы дадим о себе знать". И не забыли предсказать счет — 3:0. В чью, вы думаете, пользу?
В тот день для Украины решалось все. Газета "Киевские ведомости" вышла с шапкой на первой полосе: "В ПОЗОРНУЮ ОТСТАВКУ УЙДЕТ ПРАВИТЕЛЬСТВО, ЕСЛИ УКРАИНСКАЯ СБОРНАЯ ПРОИГРАЕТ РОССИЙСКОЙ!"
Премьер-министр Украины и председатель Федерации футбола страны Валерий Пустовойтенко заявил, что если в этом матче украинцы победят россиян, это будет свидетельствовать как минимум еще и о политико-экономическом превосходстве его страны.
Тот же Пустовойтенко, отдыхая в июле в Крыму, назвал игру 5 сентября "матчем столетия". Он пояснил, что такого события в жизни республики еще не было, но беспокоиться не надо, потому что Украина готовится к нему как надо.
Ему очень быстро ответил мэр Москвы Лужков.
— Мы тоже постараемся не ударить в грязь лицом,— сказал Юрий Михайлович и рассказал, что главный тренер нашей национальной сборной Анатолий Бышовец является его очень близким другом, так что у россиян тоже не должно быть повода для беспокойства.
Всем было ясно: то, что должно произойти 5 сентября на стадионе "Олимпийский", было гораздо больше, чем футбол. Да это вообще не имело отношения к футболу!
Для Украины это была не игра. Была тут боль за что-то так и не сбывшееся и неистовая надежда отомстить за это, и доказать, наконец-то что-то доказать, расставить точки, достучаться, убедить всех, а главное самих себя, кто тут старший брат, а кто младший. Вот только "Газпром" сворачивает поставки газа в Украину, и гривна стала волочиться за рублем — куда-то вниз, в пропасть, в бездну... Но что поставки газа и вонючий этот рубль! За все должен был отомстить этот вечер, один вечер 5 сентября на знаменитом республиканском стадионе. Страна отыскала для себя национальную идею. Ею стал футбол.
"Войну Украины с Россией начнут футбольные фанаты". Это был самый мирный и спокойный заголовок в местных газетах накануне матча.
А в одной местной газете я был свидетелем, как редактор отдела спорта тыкал в лицо растерянному корреспонденту этим заголовком и заставлял его придумывать такой же. У корреспондента ничего не получалось, он чуть не плакал, а потом вбежал в кабинет шефа, счастливый.
— "Ставка больше, чем жизнь"! — вымолвил он.
— Вяло,— сказал редактор.
Живет Киев между тем по-всякому.
Бе-ла-русь!
Посмотришь вокруг — и вроде бы очень неплохо. Чисто кругом, красиво и свежо. Отремонтировали Крещатик — очень! Но дамы жалуются: на тротуары положили плитку, в которой застревают каблуки, дамы нервничают, у них все идет не так, как намечено. Они осторожно переступают по тротуарам, до смерти боясь попасть каблуками в трещинки между плиток, перебегают туда-сюда, и от этого ощущение, что киевские девушки на Крещатике все время пританцовывают. Положение усугубляется очень короткими юбками, в которых они делают это, в городе острая мода на очень короткие юбки.
В общем, восхитительно все это.
И тут же навстречу мне идут болельщики без опознавательных знаков и скандируют на весь Крещатик:
— Бе-ла-русь! Бе-ла-русь!
А навстречу им идут другие болельщики, и этих уже ни с кем спутаешь, это наши в городе, и уже вместе кричат на танцующих киевских девушек:
— Да здравствует российский рубль!
Но он уж недели две как не здравствует, наш российский рубль. У него кризис, депрессия, и он вмиг стал никому не нужен, а гривна, стерва, никогда же и не любила его по-настоящему, только делала вид, вели совместное хозяйство, и как только подвернулась первая возможность, она на глазах отвернулась от него, поматросила и бросила, и не найдете вы обменного пункта, где этот роман еще теплится.
Я обошел много таких мест, я искал. В дверях одного такого места дорогу мне преградил обширный человек. Я хотел обойти его слева — он двинулся влево, я нырнул вправо — и он туда же.
— Что вам нужно? — спросил я его.
— А вам? — ответил он.
— У меня есть рубли, — сказал я.
— Вот и хорошо.
Это было неожиданно и прекрасно.
— Зачем вы это делаете? — спросил я его, когда мы отошли за угол и он объявил, что 100 российских рублей стоят у него 15 гривен. — Ведь везде написано, что десять и никто не меняет.
— Не знаю, — просто сказал он. — Со мной всегда какая-то ерунда происходит. Вот сына, боксера, вчера кинули. Я ему сказал, чтобы он поменял гривны на доллары, у меня были две с половиной тысячи гривен, я хотел получить за них тысячу долларов, это разумно. И понятно, почему я отправил своего сына, ведь из нас двоих боксер он, но все без толку, ему всучили куклу, это была хитроумная комбинация со многими неизвестными. А теперь я еще и покупаю у вас рубли, да? Но я шучу, на самом деле я знаю, что я с ними сделаю, есть одно место, там еще принимают по двадцать, это не здесь, это в другом городе, вы не обижаетесь на меня?
Да как же я мог обижаться.
А на Крещатике огромные очереди в "Макдоналдс", такие же, как в Москве много лет назад, город все-таки немного запаздывает, от этих очередей еще больше хочется есть и приходится идти в соседний бар "ДАВ", где пустынно и блюдо из маринованных грибов называется "Неуловимые мстители".
Официант долго и внимательно рассматривает меня.
— Вы что, к нам на футбол приехали?
Я не подаю виду, что удивился, а ведь я удивился, впрочем он не сильно рисковал ошибиться, что же еще делать сегодня в Киеве человеку с моим акцентом.
— У вас такой чудесный московский акцент,— говорит мне официант,— редко услышишь такой в нашем ресторане, я прямо наслаждаюсь!
— Ну, и кто победит? — насмешливо спрашивает он меня.
Я понимаю, что любой мой ответ прозвучит глупо, потому что все и так давно ясно, и даже счет всем известен, те же 3:0, эту цифру распевает весь город.
Я двусмысленно улыбаюсь.
— И что, вы пойдете на игру? А у меня нет билета, все билеты кончились. Что же мне делать?
Он очень огорчен, но быстро оживляется.
— А вы знаете, что мы у себя в баре недавно провели блиц-опрос и получили феноменальтные результаты? — Он очень старается правильно говорить по-русски, но часто путается. — Мы спросили наших клиентов, кто такой Кобзарь? И дали три варианта ответов: Калитвинцев, Шевченко и Ребров.
Все трое — игроки сборной Украины.
— И что только нам не отвечали! Называли всех троих, и Шевченко реже других, у него, говорили, другое прозвище — Шева, а у Реброва — Ребруха. Мы были ошарашены, но потом пришел какой-то мальчик, сказал, что Кобзарь — это великий украинский поэт, долго ругался, мы дали ему приз, водку "Гетьман", он, конечно, перестал ругаться. А вы знаете, что сказал Григорий Суркис, президент киевского "Динамо", когда Шеву хотел купить какой-то знаменитый немецкий клуб? Он сказал:"Украина Шевченко не торгует!"
Я неплохо пообедал украинским борщом и котлетами.
— Знаете, всякое бывает, и да хранит вас Господь! — загадочно попрощался со мной официант.
Потом я, правда, вспомнил, что эта же фраза была написана в конце меню ресторана "ДАВ". Но сразу же скажу, что ничего такого не случилось.
С Крещатика я свернул на бульвар того самого Кобзаря и сразу увидел двух нетрезвых пожилых людей, распивающих прямо на бульваре.
Я еще не видел пьяных с утра хохлов. Мне было интересно, отличаются ли они чем-нибудь от пьяных с утра москалей, и подошел поближе. Вместе со мной к ним подошел украинский милиционер. Он заговорил с ними на мове, но они только счастливо засмеялись.
— Не местные мы, дружок,— сказал один. — На футбол приехали.
Москали.
— Вы понимаете, где распиваете? — зло спросил милиционер.
— Конечно! — удивились они. — У памятника Кобзарю.
— Какому Кобзарю! — простонал милиционер. — Вы головы поднимите!
Я тоже поднял голову. Мы стояли у памятника Ленину.
— Как же так? — удивились мужики. — Бульвар Кобзаря, а памятник Ленину!
— Есть, есть и Кобзарю! — мучился милиционер.— Там, на другом конце бульвара!
— Ну, так мы пойдем посмотрим? — неуверенно спросили мужики и заспешили, не оглядываясь, по бульвару.
В общем, ничем они, конечно, от нас не отличаются.
Я не знаю, почему так захотелось кофе. Но я знал,что лучший кофе в городе — в центральном универсаме на Крещатике. И правда, у отдела, где готовили кофе, была очередь, но не очень большая. Больше нигде в магазине очередей не было. И продуктов тоже было очень мало, и никто их не покупал, потому что цены. Все пили кофе.
— Тут рядом кафе есть,— объяснил мне мой сосед,— там тоже нормально можно выпить кофе, но стоит в три раза больше. Знаешь почему? Из-за вывески!
Я понял, о чем он. Я проходил, видимо, мимо этого кафе. Там действительно висело объявление во все окно:" У нас працуе кондиционер!"
Я угадал. Мой сосед имел зуб именно на это заведение.
— Никогда туда не ходи,— по-товарищески попросил он меня.
Я и не ходил.
Полная незалежность
Но уже пора было на стадион. Правда, еще не на тот, не на самый важный футбол, но все-таки. Играли молодежные сборные.
На трибунах все ждали российских болельщиков. Было известно, что они вот-вот подойдут.
Сколько их было, наших фанатов? Полторы, две тысячи? И не все еще доехали. Мой приятель с ужасом рассказывал, как он добирался в Киев одесским поездом и как пьяные подростки рвались в купе, били стекла в вагонах и под Брянском, наконец, их высадил из поезда местный ОМОН.
Добравшиеся стоили всех остальных на стадионе.
Они сразу приступили к делу.
— Чер-но-быль! — начали скандировать.
Украинские фанаты недолго думали, как ответить.
— Чеч-ня! Чеч-ня!
Начало было многообещающим. Впрочем, на остальных трибунах, в том числе и на нашей, все было поспокойнее.
— Россия, вперед! — крикнул кто-то.
— А куда уперед? — пожал плечами человек передо мной. — Та в украинской команде половина игроков с России. И куда уперед?
— Давай, лупы! — неслось со всех сторон.— Пас на блыжню!
Кто-то сверху тронул меня за плечо. Я обернулся. Человек средних лет в хорошем костюме улыбался мне.
— Москаль? — приветливо и сладко спросил.
Я кивнул.
— Ну скажи тогда нам тут. Вот у нас премьер-министр на игру пришел и смотрит. Так?
Я согласился, премьер сидел несколькими рядами выше.
— Ну! Так, а у вас вообще премьер-министра нету! — закончил он под дружный хохот соседей.
Срезал.
— Зато вас сколько лет заставляли русский язык учить? А нам на вашу мову всегда плевать было,— вдруг ответил вместо меня какой-то человек.
Сидел он довольно далеко от нас и сказал негромко, но все услышали. Трибуна вокруг нас замолчала.
— Скажите, вы, конечно, москаль, да? — спросил его тот, что упрекал меня премьер-министром.
— Если угодно,— пожал плечами этот человек.
— Тогда будем сейчас долго разговаривать с тобой, убеждать тебя будем в незалежности всеми доступными способами, пока не убедишься. В сторонке где-нибудь будем убеждать!
— Да знаю я вашу незалежность! Ни нефти, ни газа, ни золота — никаких залежей. Полная незалежность!
Люди вокруг меня, похоже, растерялись. Даже бить его после этих слов было как-то странно; неуместно, что ли.
— Но десятый номер у вас классно играет! — неожиданно сказал этот человек.— Кто такой?
Ему никто не ответил, но почему-то все как будто успокоились. И он больше никого не трогал.
А я подумал, что все нормально, что все так и должно быть, что классная игра десятого номера сегодня и особенно завтра стоит, пожалуй, для всех тут любых залежей и нефти, и золота.
Потом Украина забила гол, и трибуны сошли с ума.
— А у меня дети в Мурманске живут, взрослые дети. А жена в Кузьминках у вас в Москве,— ткнул меня локтем сосед, пока все шумели.
— Что так? — спросил я.— Почему не вместе?
— А,— махнул он рукой.— Не знаешь, что ли, как бывает?
Он порылся в своей сумке и достал цветной проспект, на котором был изображен Михайловский собор.
— На. Подарок. Краса и гордость Киева и киян. Чудови мозаики и фрески.
Я принял подарок. Ответить мне было нечем.
— Глядите. То ж начало войны! — с ужасом сказал еще кто-то сверху.
Началось, подумал я.
— Да глядите! На табло глядите!
На электронном табло часы показывали 19.41, год начала войны. Матч подходил к концу. Наши проигрывали.
— Ха! Настоящая война завтра начнется,— с удовольствием сказал, вставая с места, юноша с лицом, густо измазанным в цвета украинского флага.
Вечером в гостинице "Спорт" молодежная сборная праздновала победу. Генеральный директор гостиницы и зампред Федерации футбола Украины Воскресенский объяснял мне, что футбол — это не игра.
— Ну сам подумай. Это было несколько дней назад. 89-я минута игры нашего "Динамо" со "Спартой". Нам надо забивать гол — и никак. Парни бьются — нет гола. И вдруг — четыре случайных касания, последнее — о бороду — бороду! — чеха, и гол! Мы в Лиге чемпионов! Это, по-твоему,— игра?
Молчал трудяга Гена Оргу, надававший в этот вечер товарищам фантастических пасов, молча кивал головой Сергей Щербаков, приехавший на игру из Донецка. Знаменитый Щерба, надежда всей Украины, пять лет назад оказался в инвалидной коляске, но намерен обязательно встать, только никто пока не может помочь, ни украинские доктора, ни вся Европа, но вроде лечение в Центре русского Валентина Дикуля сдвинуло дело с мертвой точки и, может, все еще получится. Улыбался тренер донецкого "Шахтера" Яремчук, его пятеро украинских по паспорту и русских по всему остальному ребят сделали всю игру.
Как-то все перемешалось в жизни и футболе.
Потом все перемешалось еще больше, в Киеве нашлась бурная ночная жизнь, работали бары и казино "Бухарест", и Щерба потребовал остановить машину, когда увидел на улице трех игроков из российской молодежной сборной, они не знали, куда себя деть, а он-то знал...
Торжество
Игра была назначена на 19 часов. За много часов до нее начались волнения. Крещатик был перекрыт, но по другой причине, все играли в стритбол, то есть уличный баскетбол. Было много футбольных фанатов, на каждом метре Украина играла против России, но пока мирно. Российские фанаты из разных клубов, смертельно враждующие друг с другом в Москве, объединились и решили стоять вместе до конца. В газетах появились новые заголовки:"Кислые щи супротив сала: кто кого?" "Закончится ли побоищем сегодняшний матч столетия?"
Рассказывали, что председатель Национального банка Украины Ющенко обратился к болельщикам с просьбой: "Не свистите! Денег не будет!" А киевская налоговая инспекция как будто бы заявила, что настроена максимально решительно: как только сборная России откроет счет, она его моментально арестует.
А руководитель одной капеллы бандуристов, сообщала газета "Киевские ведомости", сказал буквально следующее: " Ми торкнемся ностальгiчних струн деяких начебто росiян. Сядемо з бандурами бiля лавi их iхнiх запаснiх да як заграемо "Розпрягайте, хлопцi, коней", так усi нашi — Бишовець, Онопко, Цимбалар, вмиваючись сльозами, миттю перейдуть на наш бiк".
К самому матчу подъехали еще несколько сотен российских фанатов, и ясно было, что-то произойдет.
Началось с того, что запустили дымовую шашку, потом украинские омоновцы пошли на российскую трибуну искать зачинщиков, переломали несколько рук, ног и носов, и им старательно помогали украинские фанаты, а на поле украинские игроки делали свое дело, и наша сборная проигрывала эту игру, а Украина на глазах становилась великой державой, вставала с колен сама и ставила на колени другую бывшую великую державу, гривна взлетала выше доллара, украинские недра наполнялись полезными ископаемыми, украинские реки рыбой, а леса бесчисленной и прекрасной дичью, тяжело наливались колосьями плодородные земли, а женщины вновь обретали невинность, но хватит, хватит. Торжествовала обретенная национальная идея.
(О том как прошел матч, интервью с тренерами и игроками обеих команд читайте на стр. 11)