Если в городской казне хватит на это денег
Во вторник мэр Москвы Юрий Лужков встретился с генеральным секретарем Международного ПЕН-клуба Алексом Бло. Во время беседы была подтверждена предварительная договоренность о том, что 67-й конгресс этой уважаемой организации состоится в Москве летом-осенью 2000 года. Скорее всего, он пройдет под девизом "Россия — боль и надежда ХХ столетия".
Впервые ПЕН-клуб официально выразил намерение провести свой последний форум текущего тысячелетия в Москве полтора года назад, в декабре 1996-го. Правда, тогда, судя по сообщениям СМИ, речь шла не о "боли и надежде", а о "совести" ХХ века. За два года до условленной даты генеральный секретарь клуба счел нужным напомнить о намечающемся мероприятии городскому руководству. Маневр вполне оправданный: ведь речь идет о нестабильной столице нестабильной страны. А интернациональный съезд писателей, конечно, не юношеская спортивная Олимпиада, но доходных статей в московском бюджете и из-за него наверняка не прибавится. Кроме того, высоколобые заседания забугорных виртуозов пера и клавиатуры — зрелище, по заманчивости безнадежно уступающее молодежным прыжкам в длину, и сама его престижность для города-хозяина совсем не очевидна.
Тем не менее вопрос о проведении (или непроведении) конгресса в Москве имеет вовсе не протокольное значение. И дело тут совсем не в престиже Международного ПЕН-клуба, которому по большому счету все равно, где конкретно состоится очередной ежегодный форум, в гостиницах какого города будут забронированы номера люкс за счет муниципалитета и на фоне каких архитектурных достопримечательностей станут на сей раз фотографироваться Джон Апдайк, Курт Воннегут и Гюнтер Грасс. "Что до конгресса ПЕН-клуба, это было мероприятие, отчаянное по своей скуке, бессодержательности и отсутствию какого бы то ни было отношения к литературе",— писал Иосиф Бродский, вернувшись с очередного литературного слета в Рио-де-Жанейро (1978).
Россия в глазах деятелей глобального движения в защиту прав писателей играет разве что сугубо эмблематическую роль: пространство, где на протяжении всего ХХ века культивировались варварская экзотика и повседневное попрание человеческого достоинства, а на финише столетия возобладали демократические ценности. Стараниями ПЕН-клуба в том числе. Во всяком случае, хотелось бы так думать. Москва? А что, Москва — это неплохо. Символично. Боль, совесть и надежда в одном флаконе.
Абсолютно иными приоритетами руководствуется российский ПЕН-центр, чьи функционеры, по некоторым данным, в последнее время активизировали давление на столичную мэрию и по официальным, и по приватным каналам. Отечественный филиал ПЕНа был зарегистрирован лишь в 1989 году, когда борьба за права тружеников пишмашинки уже перестала быть первоочередной задачей новорожденной демократии. В литературной среде основание своего домашнего ПЕН-центра было воспринято как очередной пароксизм союзписательской борьбы за место под солнцем, как очередная попытка формирования новой номенклатуры, принципиально независимой от "гамбургского" эстетического счета. Несмотря на безупречную репутацию людей, составляющих верхушку российского центра — президента Андрея Битова и генерального секретаря Александра Ткаченко,— в публикациях о деятельности ПЕНа преобладает ироническая тональность. Наверное, не напрасно: в глобальных ПЕН-начинаниях наш филиал до сих пор участвовал больше для галочки, а среди его оригинальных начинаний самую широкую известность получило участие в судебных процессах журналиста Ярослава Могутина, нарушившего пуританские нормы русского литературного языка в интервью с Борисом Моисеевым (газета "Новый взгляд"), и поэтессы Алины Витухновской, которую прокурор довольно убедительно обвинял в хранении и распространении наркотиков.
Однако ситуация такова, что разбираться в том, справедливы или несправедливы эти упреки, логично было бы предоставить не очевидцам последних лет уходящего века, а историкам века наступающего. После политкорректной вспышки интереса на все постсоветское в цивилизованном мире наступило неизбежное похмелье. Реноме русской литературы — не той или иной писательской организации, а словесности как таковой — опустилось в мировом общественном мнении так низко, как никогда не опускалось прежде. К несчастью, исправить положение не помогут никакие гениальные романы или поэмы местного производства, даже если они теперь будут выходить из печати десятками. В нынешней заформализованной вселенной единственно возможным спасательным кругом является кричаще-формальный, откровенно помпезный жест. Вроде конгресса ПЕН-клуба. Пусть скучного и бессодержательного, в полном соответствии с Бродским. Только бы — в Москве.
БОРИС Ъ-КУЗЬМИНСКИЙ