Джазовый композитор Герман Лукьянов представил свой новый оркестр в новом московском джаз-клубе, названием которого стал его адрес — "Красная площадь, дом 1" (в подвале Исторического музея). Словосочетание "джазовый композитор" — противоречие по определению. Поскольку джаз в идеале — это импровизация, а не композиция. Герман Лукьянов — исключение из правил.
Авторов джазовых тем — своего рода сюжетов, на основе которых другие импровизируют свои собственные истории,— можно пересчитать по пальцам одной руки. В отечественном джазе это, бесспорно, Герман Лукьянов, музыкант первого послевоенного поколения. Его "Иванушка-дурачок" входит в репертуар самого Гэри Бертона — проректора бостонского Беркли-колледжа.
Конструктивно-рациональный стиль Лукьянова — композитора, теоретика и практика (педагога, руководителя ансамбля и трубача, но играет он на камерной разновидности трубы — флюгельгорне) — относится ко всему остальному джазу, как черно-белое кино к цветному. Вот уже 30 лет споры вокруг творческой позиции Лукьянова — авангардной в эпоху "холодного" (cool) джаза 50-х, а теперь просто независимой — не прекращаются. Совсем недавно один коллега публично назвал его "больным человеком". Но таких "больных" немало везде: и в джазе — например, странный, но очень влиятельный идеолог-рационалист Джордж Рассел, и в серьезной музыке — швед Алан Петерссон, и в роке — Петр Мамонов. Лукьянов, как и Мамонов, тоже больше чем музыкант, он еще и художник и поэт. В постперестроечный мертвый сезон Лукьянов почти отошел от дел, даже его 60-летие два года назад прошло почти незамеченным.
И вот новый квартет, в котором все трое музыкантов годятся маэстро Лукьянову в сыновья и даже внуки. Пианист Яков Окунь занял в квартете место своего отца, игравшего у Лукьянова на протяжении всех 80-х. Барабанщику Вано Авалиани тоже еще нет 30, а самому младшему — саксофонисту Дмитрию Мосьпану — на родине джаза вообще не разрешили бы работать в ночном заведении: ему только 15.
Маэстро подзаряжается от молодежи: в его флюгельгорне вновь появились задорные высокие ноты, обогатился репертуар, в том числе и еще одним "музыкальным портретом" (специальность Лукьянова-композитора) джазового классика Джона Колтрейна. Но и молодежь легко усваивает от своего лидера нестандартные правила игры. Хотя у юного саксофониста Мосьпана "быстро и громко" получается пока еще увереннее, чем "медленно и тихо", и его руководитель — соответственно — старается обходиться без чувствительной лирики, никто из посетителей джаз-клуба "Красная площадь, дом 1" не ропщет, даже когда "округлая" сентиментальная баллада 20-х годов "Тихо, как на рассвете" начинает звучать по-лукьяновски броско и угловато.
Суровые, жесткие конструкции Германа Лукьянова, которые далеко не всем кажутся комфортными, оказываются вполне на месте в джаз-клубе. Его искусство вновь востребовано, оно остается таким, каким было 30 и 40 лет назад, когда во всех клубах мира джаз был важнее всех других искусств.
ДМИТРИЙ Ъ-УХОВ