Вручена премия "Слава-Gloria-98"
В пятницу вечером вся светская общественность столицы оказалась на торжественной церемонии вручения "Большого русского приза" и премии "Слава-Gloria-98". О том, что три с половиной часа в душном помещении БЗК опасны для здоровья, никто не думал, ведь призы вручал Ростропович, среди гостей были Юрий Лужков и Наина Ельцина, а после церемонии давали роскошный ужин в клубе "Монолит".
Эквивалентом "нобелевки" премия "Слава-Gloria" стала считаться по трем причинам. Первая и главная: с тех пор как знаменитый шведский предприниматель забыл о музыкантах, мировой музыкальный истеблишмент не прекращает добычу и раздачу средств под видом нобелевских аналогов. Во-вторых, потому, что ОНЭКСИМбанк в прошлом году решил засветиться на выдаче $250 тыс. Мстиславу Ростроповичу — как-никак громкая акция, громкое имя (тогда премию назвали просто "Слава") и огромные деньги. И в-третьих, потому, что Ростропович денег не взял, а положил их в банк, вынудив своих деньгодателей к продолжению "акции".
Как развивалась ситуация дальше, в смысле кто кого "раскручивал" — Ростропович ОНЭКСИМ или наоборот, неясно. Очевидно лишь то, что за год с момента вручения первому лауреату премиальная сумма увеличилась на $100 тыс., у премии появился международной оргкомитет — звезда к звезде (Галина Вишневская, Кшиштоф Пендерецкий, Монтсеррат Кабалье, Пласидо Доминго, Дитер Фишер-Дискау, Иегуди Менухин — всего 15 человек). Наконец, были сформулированы премиальные номинации — "Большая премия жизни" (250 тыс.) и "Большие надежды" ($50 тыс., 2 шт.) — и утверждено место проведения церемонии: Москва--бэзэка (Большой зал консерватории).
Гаранты и покойники
В Москве--бэзэке ждали неизвестно чего. Получили, наоборот, общеизвестное. Экран с плохой трансляцией. Праздничные фанфары симфонической капеллы Полянского. Вступительную речь Ростроповича. И давнюю симпатию тех, кому за шестьдесят,— Вана Клиберна.
Чтобы придать происходящему глубокий музыкальный смысл, Ростропович начал со своего "большого друга — недавно (скоро год.— Ъ) умершего Святослава Рихтера и его жены Нины Дорлиак" (к слову, закончил здравствующей "великой певицей" — присутствующей в зале супругой одного из лауреатов премии Роберто Аланьи). На экране возникла замечательная фотография Рихтера, а из рояля полились отвратительные звуки Шопена в исполнении Клиберна. Неловкость и конфуз, неизменно сопровождающие любую "минуту молчания" (будь она даже "минутой звучания"), вошли в апогей, когда речь пошла об обладателе "Большого приза жизни" Альфреде Шнитке.
Таланты и поклонники
Отраженный в книге "Разговоры с Альфредом Шнитке" эпизод знакомства композитора с Ростроповичем носил характер осторожной констатации достоинств яркого виолончелиста, которого-таки засосала буржуазная среда. В 1972 году на Шнитке тяжело подействовало место его непосредственного общения с Ростроповичем — фестиваль в Эвиане. Средоточие европейской роскоши и отталкивающего шика.
Вместо Шнитке (после четвертого инсульта композитор потерял свободу речи и движений) в Москву приехала его супруга Ирина, его дирижер Геннадий Рождественский и якобы его Девятая симфония. Ирина Шнитке пообещала, что часть денег пойдет в ростроповичский фонд именных стипендий, а Ростропович тут же со светской ловкостью парировал: "...и одна из них будет носить имя Альфреда Шнитке".
Бестактность? Да. Но у бестактности было продолжение — Девятая симфония Шнитке, якобы расшифрованная (всего лишь проблемы почерка) Геннадием Рождественским. На самом деле обрушившийся на зал поток оптимизированных символов шнитковского стиля содержал в себе все: ползучие диссонансы, духовой марш, клавесин, кривляющийся саксофон,— кроме главной приметы позднего Шнитке — инструментальной разреженности и несуетного взгляда. Как будто у компилятора Шнитке — Геннадия Рождественского — не было иных задач, кроме как ретранслировать мученическую харизму композитора через банальное воспроизведение того, от чего сам Шнитке давным-давно отказался. От кича, от ностальгии, от противостояния добра и зла. От жизни. От смерти.
После очевидной подделки "мировой премьеры" Рождественского под сенсацию ползала удалилось. А другой половине представили две большие-пребольшие надежды — виртуоза с вундеркиндским прошлым Максима Венгерова (скрипка) и тенора Роберто Аланью.
Говорить об обоих в контексте "Нобеля" не слишком удобно. Ясно, что у новосибирского выходца-скрипача на Западе имеется по крайней мере один гораздо более блестящий конкурент — ровесница Лейла Йозефович. Но Ростропович остановился не на том, а на этом "ребенке". И был вправе. Ну нравится и нравится ему Венгеров. Может, как раз тем и любезен, что, достигнув зрелого возраста, продолжает поражать публику инфантильной работой "под взрослого". Первый скрипичный концерт Шостаковича прошел "на ура".
Сеанс массового гипноза продолжил Роберто Аланья — человек, как будто созданный для того, чтобы быть кумиром публики. Русской публики. И голос масленый, и чисто провинциальное умение "косить под дурачка", вроде и француз, а поет как итальянец. Вроде и звезда, а ведь какая обыкновенная. Природа голоса есть. Культуры — ноль. С мягкими повадками оперного любовника он спел всего два шлягера (арию Ромео из "Ромео и Джульетты" Гуно и романс Лионеля "Марта, Марта..." Флотова), напортачил в верхах — и был таков.
Впрочем, обсуждать нравы лауреатов крупнейшей в мире музыкальной премии бессмысленно. Циничная первопричина ее учредителей — ОНЭКСИМбанка и нищего фонда-посредника "Русская исполнительская школа" — "светить всегда, светить везде..." инспирировала цинизм всех участников и всех этапов ее присуждения. О чем говорить, когда список номинантов отсутствует, а звездное жюри, по сути, обсуждает только те кандидатуры, которые предлагает ему Ростропович? Пока источник премиального фонда — банк страны, переживающей финансовый кризис? Увы, будущее "музыкального Нобеля" непредсказуемо. Предсказуемы лишь вкусы ее добытчика и раздатчика — Мстислава Ростроповича, но это уже из другой оперы.
ЕЛЕНА Ъ-ЧЕРЕМНЫХ