Если NN обзавелся собственной газетой, что остается читателю?
Все заседания на свете проходят по одному и тому же плану, у всех — одинаковый драйв и одинаковое подводное течение. Не так уж важно при этом, Генеральная ли это ассамблея ООН или собрание транспортного цеха.
У конгресса, этой таинственной и международной формы жизни, есть свои особенности, так же как, допустим, у дискотеки. Самое сложное здесь — понять цель собрания. С дискотекой не в пример легче.
Всемирный конгресс прессы, прошедший в Москве на этой неделе, оставил чувство недоумения, как, бывало, какой-нибудь школьный комсомольский сходняк. Оно и приятно — дело международное, величественное, но вот спроси кого: "А зачем все было?" — пожалуй, и не найдется ответа.
Говорили, конечно, много и разного — над иными выступлениями можно было облиться слезами. Я провел с полчаса наедине с речью Бориса Березовского и, признаюсь честно, впал в медитативный транс. "Абсолютно различные интриги требуются власти, чтобы реализовать необходимые условия и для того чтобы реализовать достаточные. В первом случае по существу происходят революционные преобразования. В то время как процесс создания достаточных условий — это эволюционный процесс, требующий совершенно другого менталитета тех, кто находится у власти".
"Вдумайся в эти слова, читатель, и тебе станет не по себе",— советовал еще великий Хармс. Другой капитан отечественного капитала, Михаил Ходорковский, произнес речь не столь гипнотически-туманную, но запоминающуюся оригинальной идеей возрастного геноцида. "Основная проблема для экономики — это отсутствие людей. Люди после 30 лет фактически не меняются. Их очень сложно изменить. Надо ждать, пока подрастет новое поколение". Спросим прямо: а чего ждать-то? Фактически-то, как выражается магнат, зачем время терять? Прямо потихоньку и начать вводить это дело в практику: пока молодой — гуляй себе, хоть банкиром, хоть политиком, хоть поп-звездой. А стукнул тридцатник — пожалуйте в забой, к мартенам, за лопаты и метлы.
Впрочем, и сам президент в который раз показал себя другом парадоксов, объявив, что "собственники СМИ ведут себя как худшие цензоры". Так на то они и собственники, не правда ли? Это вроде пометки "издание предпринято за счет средств автора": он, чьи средства, что захотел, то и напечатал. И если NN обзавелся собственной газетой, что остается читателю? Не читать, если не нравится. А писателю? Правильно — не печатать плоды любимых дум на страницах данного издания. Или успокаивать себя тем, что я — сам по себе, а хозяин всего этого дела — сам. Нравится ему Чубайс — пусть лепит про Чубайса, увлекся Березовским — получите. А я вот тут сбоку, со своим независимым дискурсом.
Здесь возникает несколько занятных моментов, и один из них со свойственной его дарованию остротой продемонстрировал Евгений Евтушенко. Получая премию ТЭФИ за авторскую программу на телевидении, он разъяснил, что не считает возможным положение, когда передача, где упоминаются имена Блока и Ахматовой, содержит также и рекламу женских средств личной гигиены. Ненависть поэта к прокладкам даже подвигла его переменить участь и покинуть канал ОРТ.
То-то, наверное, уговаривали его: "Да ладно, Евгений Александрович, что уж вы так... Без них, без прокладок-то, знаете, как-то не того..." Но, наверное, швырнул им поэт в лицо свое гневное, раскаленное: "Бизнюки! В блейзерах Версаче слизняки!" — швырнул и был таков.
Что ж, один назовет этот подход перфекционистским, другой — стародевичьим.
Корень зла, как справедливо разъяснил конгрессу Сергей Кириенко, лежит в области психологии: "Самой главной проблемой является понимание каждым гражданином российского общества сочетания прав и ответственности каждого из нас. И никто не имеет права отнять у меня мои права, но я не имею права ни на кого перекладывать свою ответственность". Получилось так, что эта мысль, самоочевидная и неоспоримая, явилась пуантом всего великого прения о прессе. Все к ней подводило, и вот премьер высказал ее с технократической четкостью.
Но взглянем-ка правде в глаза. Кому нужна эта холодная четкость? Разве к ней стремится трепетная славянская душа? И душу эту разве мог открыть миру кто-либо, кроме московского мэра? Никто не мог. Вся эта жалкая проза насчет ответственности — ничто сравнительно с теми высотами, которых взыскует русский дух. Власть в лице таких романтических натур, как мэр Лужков, хочет любви со стороны СМИ. "Аморально превращать журналистику в высокодоходный бизнес. Алчным не место в журналистике". Таковы постулаты адепта бессребреничества и нестяжания Лужкова — не сильно новые, надо сказать.
Когда-то Максим Горький совершенно бескорыстно взялся избавить советских писателей от низкой житейской суеты — от поисков дачи на лето в частности. Его хлопотами правительство выстроило небезызвестный дачный поселок Переделкино. Что получилось из этих отеческих забот, описано в одной из классических сцен русской литературы. "Не надо, товарищи, завидовать. Дач всего двадцать две, и строится еще только семь, а нас в МАССОЛИТе три тысячи". Неуклюжий флирт прессы и власти если и нужен, так разве для того, чтоб когда-нибудь новый Булгаков написал об этом пару едких строк.
МИХАИЛ Ъ-НОВИКОВ