Завтра председатель Госкино РФ Армен Медведев отмечает свой 60-летний юбилей, а на следующий день в Кремле открывается IV внеочередной съезд Союза кинематографистов России. Станет ли съезд подарком для министра кинематографии, как и для всех остальных членов Союза, неизвестно. Однако один "подарок" накануне дня рождения Медведев уже получил: Генеральная прокуратура, проверявшая деятельность ряда руководителей Госкино по заявлению актера и режиссера Василия Ливанова, официально заявила, что коррупции в кинокомитете не обнаружено. АРМЕН МЕДВЕДЕВ прокомментировал ситуацию в беседе с корреспондентом "Коммерсанта" ЛИДИЕЙ Ъ-МАСЛОВОЙ.
— В душераздирающей истории создания фильма "Дон Кихот возвращается" Ливанов выступил не только как режиссер-постановщик и исполнитель заглавной роли, но и как бескорыстный рыцарь, бросившийся на борьбу с "киномафией". Чем ответит Госкино на развернутую Ливановым кампанию в прессе?
— По поводу блиц-интервью Ливанова в "Огоньке" дело уже находится в суде, и, кроме того, Госкино собирается подать иск против газеты "Совершенно секретно". Я понимаю желание издания преподнести материал максимально сенсационно, но я понимаю также, что сам Ливанов даже и не мог наговорить им всего, что там написано. Ведь речь идет не только о коррупции. Самым диким представляется обвинение в том, что в 60-е годы я как "комсомольский вожак" ради своей карьеры погубил биографию сценариста Вадима Трунина, которого исключили из ВГИКа. Мое появление во ВГИКе и появление Трунина в кино разделяют полтора десятилетия. Трунин не был ни среди жертв, ни среди виновников той истории, в которой я якобы выступал обвинителем. Существуют документальные свидетельства, что политическим обвинителем Медведев не был.
— Ливанов утверждал, будто бы вы заманили его снимать фильм в творческом объединении "АРК-фильм" под руководством вашего друга Вадима Абдрашитова, заслали в съемочную группу своего "диверсанта" — режиссера Олега Григоровича, всячески тормозившего съемки...
— Все началось со звонка Армена Джигарханяна. Он пришел с Ливановым, который в моем кабинете произносил монолог о том, что желает совершить главный поступок в своей жизни — сыграть роль Дон Кихота, а потом готов вообще уйти из кино. О чем договаривались между собой Ливанов с Григоровичем, кого будут называть режиссером в титрах или в реальности, мне неизвестно. Можно подумать, что я с далеко идущими целями навязал Ливанову объединение Абдрашитова. Но первые документы, в частности договор с болгарской стороной, были подписаны в марте 1995 года, и тогда Абдрашитов еще не руководил объединением. Более того, я хотел бы, чтобы Абдрашитов как продюсер был поактивней в этой истории.
— Согласно обвинениям Ливанова, студия Абдрашитова в сговоре с Госкино очень активно прокрутила в банке перечисленные на "Дон Кихота" деньги, пока съемочная группа сидела без зарплаты. А Госкино не выполнило обязательства по финансированию фильма и к тому же присвоило себе средства, сэкономленные группой на "суточных и квартирных".
— В условиях государственного финансирования нет понятия "экономия". Если мы подписали смету на миллион долларов, вы получили их от меня, а потом оказывается, что вы сняли картину за восемьсот тысяч, это называется несколько иначе. Как именно — должен определять суд. Понятие экономии неуместно, государство не выступает в роли ростовщика — мы даем деньги под символический процент: пять-десять, иногда пятнадцать процентов с прибылей. Фактически мы выступаем меценатами.
Ливанов утверждает, что, когда он стал режиссером, Госкино приостановило финансирование картины. Да, это серьезнейший акт для договорных отношений. Был подписан договор под Григоровича — вдруг Григорович снимается с картины, появляется Ливанов. Нельзя же произвольно менять режиссера: сегодня один, завтра другой. Для выяснения ситуации в Болгарию, на место съемок, поехал руководитель студии Абдрашитов. Мы здесь тоже посмотрели материал, потом продолжили финансирование и рассчитались со всеми своими долгами по картине.
— Случай с Василием Ливановым всего лишь яркое проявление общей проблемы: сама система распределения государственных средств на кино в силу своего несовершенства создает почву для подозрений и конфликтов.
— Безусловно. При этом у нас чрезмерно раздута фигура продюсера. Кто продюсер в этой истории? Ливанов уже на последнем этапе объявляет себя продюсером. На каком основании? На основании доверенности инвестора — Анатолия Карпова, с которым ни одного договорного документа подписано не было. То, что он спасал фильм и где-то в коридоре передавал свои доллары, еще не дает ему права назначать продюсера.
Конечно, система контроля, система отчетности и соблюдения прав нуждается в совершенствовании. Можно говорить об усилении ревизорского контроля со стороны Госкино. Но какими силами — когда аппарат довели до ста человек? Правда, с принятием Закона о кино в 1996 году сам порядок оказания государственной поддержки стал четче, но и на это тоже жалуются. Раньше всем не нравились редактора Госкино, теперь не нравятся делегированные Союзом кинематографистов члены экспертных комиссий, которые решают вопрос, давать деньги или не давать. Говорят, что они субъективны. Если человеку дали деньги — подчеркиваю, не работу, а деньги,— он доволен. Вот, например, Эмиль Лотяну. Когда его фильм поддержали, то лучших друзей, чем Госкино, у него не было. Когда ему отказали в финансировании следующей картины, начались разговоры о некомпетентности, попытки возбудить судебное дело против правительства и против комитета за лишение его конституционного права на труд.
— Как свидетельствует эпопея со съемками "Дон Кихота", в системе государственного финансирования кино действует слишком много случайных механизмов. Можно как-то уменьшить этот элемент случайности?
— Дело в том, что первоначально экспертное жюри в выделении средств Ливанову отказало — по качеству сценария, по неадекватности творческих амбиций. Сейчас об этом мало кто помнит. Я взял ответственность на себя, потому что существовало предложение болгарской стороны, которая уже дала деньги. И я подумал, что надо восстанавливать связи и в порядке исключения можно поддержать это совместное производство. Вместо точного расчета и строгой приверженности закону вмешались эмоции и соображения политики. Если бы все происходило в новых условиях в полном соответствии с законом, меньше было бы того, что вы называете случайностью.
— Закон призван исключить возможность единоличного принятия решения?
— Речь не обо мне лично. Принятие такого рода решений не должно быть бюрократическим актом, это должен быть творческий общественный акт. Когда говорят: "Давайте проверять, как они распределяют деньги",— я отношусь к этому спокойно. Со всеми протоколами заседаний экспертного жюри можно ознакомиться, все известно — кто голосовал "за", кто "против" и по каким мотивам.
— Вопрос о разделении функций и о сотрудничестве между государственными и общественными структурами, в частности между Госкино и Союзом кинематографистов, становится особенно актуальным накануне IV внеочередного съезда СК России.
— Дело государственное есть дело государственное. Дело общественное, даже опирающееся на творческий авторитет и личные связи, есть дело общественное. Хотя мы и жалуемся на беспредел, на самом деле ощутимо, что в стране начинает работать закон и происходит разделение полномочий. За те шесть лет, что существует кинокомитет, наработан целый ряд правительственных документов, утверждена концепция развития российского кино. Можно попытаться убрать Медведева, хотя это будет очень трудно. Но невозможно сломать саму машину — мы это уже проходили, после V съезда СК СССР в 1988 году, когда говорили об "общественно-государственном" управлении кинематографом. Так до сих пор никто и не понял, что это такое... Общественное мнение, конечно, будет иметь значение, если завтра, например, будет доказано, что Медведев или кто-то другой использует во вред делу свое влияние, данное ему государственной должностью. У меня были отнюдь не простые отношения с прошлыми председателями Союза кинематографистов — с Элемом Климовым, совершенно не идиллические отношения с Сергеем Соловьевым. Был эпизод, очень важный для судьбы кино, когда осторожно, деликатно, с полным пиететом, но твердо пришлось говорить о нереальности выполнения одного поручения президента.
— По каким вопросам могут возникать разногласия между Госкино и Союзом кинематографистов?
— По принципиальным. На Министерство культуры выходит несколько творческих союзов. Если в других комитетах вообще рядом нет такого сильного творческого союза, с которым надо считаться и сотрудничать, то у нас во все времена существовало партнерство Госкино и союза. Мы озабочены одними и теми же проблемами, мы несем ответственность за состояние дел в российском кино. И если у нас появляется несогласие по концепции его развития, может возникнуть и конфликт.
— На общей территории, которую вам приходится делить, возможно реальное разделение функций или же смешение сфер компетенции неизбежно?
— Наши интересы не сталкиваются. Разговор может идти о путях достижения той или иной цели. Но пока такого не было. Сейчас, при подготовке к съезду, по целому ряду проблем мы приходим к договоренности, даже если изначально не были согласны в оценках.
— Чего вы ждете от IV съезда СК как член союза?
— Внятности устава и некоторого выздоровления союза в финансовом отношении. Союз должен снова стать инструментом мощной социальной и творческой защиты кинематографистов.
— Месяц назад делегаты III съезда Московского СК были взбудоражены сообщением о том, что новый премьер Кириенко собирается упразднить Госкино, слить его с Министерством культуры. Эта угроза вообще периодически возникает... Но порой создается ощущение, что Госкино держится не на объективной потребности в нем, а на личных усилиях отдельных влиятельных личностей.
— Роль личности в истории отрицать нельзя. Но когда шесть лет назад было решено, что необходимо воссоздать полномочный государственный орган кинематографии, тогда и случилось главное. Все остальное — нюансы, конъюнктура, слухи. И новое правительство очередной раз подтвердило необходимость самостоятельности отрасли.
— Что произойдет, если Госкино все-таки не будет?
— Не будет лоббирования интересов отрасли. Мы шесть лет занимались тем, что расчесывали болячку на теле нашего общества, именуемую "кино". Шесть-семь лет назад считалось, что рынок сам выведет,— вот он и "вывел": вспомним, какова была российская кинопродукция между 1992 и 1995 годом и к чему привело нарастающее невнимание к кино.
— Существует радикальная точка зрения, что государственная опека балует кинематографистов, которые ходят по кабинетам вместо того, чтобы самим искать деньги. Может быть, их стоит бросить, как щенков в воду?
— В том, что кинематограф будет в России всегда, я не сомневаюсь. Проблема в том, каким он будет, будет ли общество на него влиять, будет ли он инструментом социальной терапии или сугубо рыночным явлением — таким, как некоторые процветающие отрасли, которые трудно отнести к культуре и которые ведут разрушительную работу в сознании людей. Востребует ли государство и общество кинематограф как великую благородную силу, способную созидать,— это действительно вопрос. За это и бьемся.