Только узкий круг людей знает, какие захватывающие дух истории стоят за нынешними российскими состояниями. Один очень известный банкир признался как-то, что если вы подошли к созданию банка, вам сразу можно давать пять лет. А уж если сделали...
С Григорием Лернером бывшим российским, а ныне израильским финансистом беседует наш корреспондент Ирина Белинская.
Ирина Белинская: Российскому читателю вы стали известны в связи с уголовным делом, возбужденным в 1990 году, а также в связи с тем, что швейцарские власти выдали вас России в 1992-м. Вам инкриминировалось хищение 35 миллионов рублей...
Григорий Лернер: Будучи президентом совета консорциума ЛОМОС в 1989 году, я взял кредит именно на эту сумму на три года под залог, который, кстати, в несколько раз превышал сумму кредита. Меня обвинили в растрате кредитных средств.
Обвинение было абсурдное: срок возврата кредита еще не наступил. К тому же, он был нецелевым, поэтому только меня касалось, как именно мне его тратить. Главное, чтобы проценты платил вовремя. Я и платил, пока не арестовали счета в 1990 году.
Кроме того, меня обвинили в том, что я тратил деньги на представительские расходы или неявную рекламу: у меня были шикарные офисы, дорогие машины. Что не могло не мозолить глаза органам внутренней безопасности, и вообще, было несопоставимо с их психологией.
Впрочем, и у сотрудников в нашем консорциуме тоже оказались с психологией странные вещи. Они считали преступлением получать большую заработную плату. Например, в тысячу долларов. В результате, давали показания о 100 долларах. Были и другие расхождения в цифрах при постройке офисов, покупке машин, которые осложняли мое положение.
Арестовала меня швейцарская полиция во время очередной встречи с бизнесменами в цюрихском офисе. Надели наручники и отвезли в тюрьму. Спросили, не хочу ли я ехать в Союз, я сказал — нет. Провел я год в одиночной камере в центре Цюриха, пока решался вопрос о моей выдаче России. Через год меня выдали, основываясь на Соглашении между царской Россией и Швейцарией 1878 года "О выдаче террористов и преступников". Законно до меня такая судьба постигла только одного убийцу градоначальника в начале века.
Привезли в "Матросскую тишину" в 4-й следственный изолятор, где сидели руководители путча. Ковровые дорожки. Камеры на двоих. Охранники — очень вежливые майоры. Мата не слышно. Разговаривали только на "вы".
И.Б. С кем сидели?
Г.Л. С "наседкой". Сокамерник оказывал на меня серьезное психологическое давление, призывая признаться в каких-то невероятных грехах, которых я уж точно не совершал. Все это время Генрих Падва, мой адвокат, вел торг: "Если он вернет кредитные деньги, вы его выпустите?" При всем при том, что все счета консорциума были арестованы, машины и офисы со всеми картинами, мебелью конфискованы во время следствия. Все это вместе в несколько раз превышало сумму долга.
Тем не менее, мои партнеры деньги вернули. Я просидел в "Матросской тишине" полгода, примерно через пять месяцев был возвращен кредит. Через месяц меня выпустили под залог в 15 тысяч долларов. Но я думаю, что выпустили не поэтому. Просто ничего не могли доказать.
В день освобождения приехал бывший генеральный прокурор Степанков, вызвал меня и сказал: "Не хотел тебя выпускать,— долго добивался твоей выдачи. А сейчас ты сбежишь".
На что я ответил: "Раз уж вы второй раз, господа, меня "выцепили" и вторично разорили, то, во-первых, я хочу спокойно поработать. Бояться, что вы меня третий раз арестуете, пока я под залогом, теперь не нужно. А, во-вторых, если будет нормальное следствие и нормальный суд, я к этому суду готов, чтобы снять грязь с моего имени и с имени партнеров, которые тоже зря отсидели по полтора года."
И.Б. А как получилось, что осенью 1993 года вы были объявлены в федеральном розыске?
Г.Л. После того, как я вышел, пробыл в Москве с ноября 1992 года по июнь 1993. Открыл представительство от той же самой швейцарской фирмы, в которой работал в Швейцарии, и занялся бизнесом. Теперь я консультировал российских бизнесменов по финансовым рынкам Запада. Только появилось понятие offshore и этим очень активно стал интересоваться российский бизнес.
Полдня я был бизнесменом, а полдня сидел на допросах. Было очевидно: следователи не желают докапываться до истины. У меня возникли проблемы со здоровьем, да и в Израиле были проблемы с ребенком. Тогда я уехал. В первый же день в Израиле я послал следователю факс, что если будет суд, я готов на него приехать. Позже дело было закрыто.
И.Б.: Вам вернули все, что отобрали?
Г.Л. Нет. Я даже не стал предъявлять претензии. Я понимал, что мне годами будут морочить голову и ничего не вернут. Поэтому офисы с дорогой мебелью, картинами, десяток иномарок я потерял. Не говоря уже о том, что и все заработанные деньги.
И.Б.: Вы сказали, что вас "выцепили второй раз". Какой был первый?
Г.Л. Будучи еще студентом факультета журналистики летом я поехал в студенческий отряд. Так получилось, что я занимался снабжением строительной бригады. После института с моим пятым пунктом нельзя было распределиться ни в "Правду", ни в "Труд". Была установка — евреев не брать. Я пошел работать в издательство "Колос" Минсельхоза, потом еще в пару мест. Параллельно продолжал работать снабженцем, бригадиром шабашных бригад. Это впоследствии очень пригодилось. И не только потому, что появилось очень много знакомых на уровне председателей горкомов, обкомов, исполкомов. Просто опыт этой работы оказался очень полезен. Потом посадили. Умер Брежнев. К власти пришел Андропов, который начал компанию против всех теневиков, шабашников и спекулянтов. Я под нее попал.
И.Б.: И вам инкриминировали...
Г.Л, ...хищение государственного имущества в особо крупных размерах. Тогда крупными размерами считалось все что выше десяти тысяч. А на меня "вешали" 80 тысяч рублей.
И.Б.: Как именно вы похищали имущество?
Г.Л. А я и не похищал. Дело в том, что за те государственные расценки, что существовали в то время, никто ничего строить не желал. Но ведь колхозам строительство необходимо. Мне выделяли деньги, например, 20 тысяч. Чтобы уложиться в эту сумму по государственным расценкам, я должен был в бухгалтерской отчетности увеличить объемы строительства.
На суде даже судья понимал что обвинение абсурдно. Наверное потому и дал мне срок ниже, чем предусматривал тогда Уголовный кодекс. Год длилось следствие. Сидел я в следственном изоляторе в Калинине. Потом дали пять лет и отправили на зону в Костромскую область.
И.Б.: Вам, еврейскому мальчику из интеллигентной семьи, наверное, сложно было завоевать авторитет на зоне?
Г.Л. У меня, действительно, было детство типичного московского мальчика из интеллигентной семьи. Папа — инженер, мама — журналист. У мамы в семье было наибольшее влияние. Она стремилась как бы компенсировать то, чего не удалось ей самой — во мне. До войны она поступила в ГИТИС. Потом началась война, она уехала комсоргом в партизанский отряд, а после была комсоргом ЦК комсомола в Куйбышеве на оборонных заводах.
В болотах подо Ржевом она получила ревматизм, и актрисой ей так и не удалось стать. Словом, меня отправили во Дворец пионеров и школьников на Ленинских горах, и я поступил в театральный кружок. Все свои школьные годы играл ТЮМе, в котором занимались Наталья Гундарева, Сережа Никоненко и другие. Что до еврейства, то в пионерских лагерях, в школе бывало, дразнили "жиденком".
А насчет статуса на зоне... Дело вообще не в статусе. Важно, какой у тебя дух. И как говорят уголовники, "если ты человек", то к тебе и относиться будут так, какой ты есть. Что касается образования, это помогло — очень быстро стал бригадиром.
И.Б.: Так у вас там было привилегированное положение?
Г.Л. Это только на первый взгляд. Меня даже из-за этого бригадирства чуть в кузнице не сожгли. Когда хорошо работаешь, разрешают пользовать ларьком, который расположен в зоне. Но были такие, которым все присылали с воли. Естественно, они считали, что работать нет никакого резона. Получалось: одни работают, другие — нет. Моя задача заключалась в том, чтобы всех уравнять. Разгорелся конфликт. Потом, правда, сели, все обсудили. Там ведь не как здесь, там дают высказаться и говорят: "Ты прав, или ты не прав".
И.Б.: Сколько вы отсидели?
Г.Л. Меня осудили в 1983 году, через год я был условно досрочно освобожден, после чего трудился на "химии". Тогда так называлась принудительная работа на производстве. Когда в 1986-м срок закончился, я остался там, где отбывал "химию", в Костромской области и год проработал прорабом, бригадиром. А по воскресеньям ездил в Москву к семье. Через год с меня судимость сняли и прописали в столице.
И.Б.: Вероятно, в зоне вы приобрели особый опыт?
Г.Л. Разбились остатки иллюзий. Еще, мне кажется, я научился понимать людей.
И.Б.: С чего вы начали после возвращения?
Г.Л. Возле моего дома в Свиблово был кооператив "Азербайджанская кухня". Я зашел, рассказал о себе, и меня взяли снабженцем. Я проработал пять месяцев, а когда разобрался, что к чему, решил создать свой кооператив. Появилась идея театрального ресторана. Предполагалось сделать его на базе театра Станиславского (в то время мой тесть был там главным инженером). Я сам зарегистрировал кооператив. Договорился с директором театра о помещении — подвале театра. Часть средств на строительство ресторана выделило Управление культуры.
Пошел во Фрунзенский исполком, зарегистрировал там свой устав. После надо было идти в Комиссию по кооперативам при Моссовете во главе с Лужковым. Лужков принимал тогда несколько раз в неделю с девяти вечера до одного-двух ночи. Я пришел с уставом, макетами, плакатом и с другими документами. Отсидели с директором театра в приемной. Зашли. Лужков посмотрел бумажки, хмыкнул и расписался. Мне руки не пожал, пожал директору театра...
И.Б.: Делая бизнес, нельзя было не столкнуться с рэкетом...
Г.Л. Меня, конечно, рэкетировали, возили "на разборки", но "дани" я не платил. Я обошелся малой кровью.
И.Б.: Вас что, долго "делили"?
Г.Л. Я не знаю, что там происходило. Думаю, никто меня не делил. Просто, когда мы открыли кооператив, ко мне приехали представители ореховской группировки. В результате чего мне пришлось познакомиться с одним из ее представителей — покойным ныне Тимофеевым, известным в миру как Сильвестр. А так как потом все считали, что я с ним знаком — с других сторон претензий не было.
И.Б.: Так это его ребята возили вас к нему "на разборки".
Г.Л. Да. Зимой 1988 года.
И.Б.: С 1987 года до 1990-го вы прошли путь от кооперативщика до бизнесмена, если угодно, международного уровня. Это везение?
Г.Л. Скорее, просто работа. Когда мы оформили все документы, нам выделили подвал, который существовал только на планах. На самом же деле он был засыпан грунтом. Я стал искать бригаду для подряда на строительство. Но я ведь профессиональный шабашник, и сразу понимал, что за работу просят слишком много. Я отправился в исполком и расширил свой устав, чтобы мне можно было заниматься и строительством тоже. Денег не хватало, финансирование было маленькое. Поэтому мы стали брать подряды на строительство: среди них цех для фабрики музыкальных инструментов, пионерский лагерь для универмага "Москва".
Во время строительства универмага нам предложили секцию для торговли. Я снова пошел в исполком и снова расширил устав. Так у нас появилось торгово-закупочное направление деятельности. А так как в своей секции в универмаге "Москва" мы должны были чем-то торговать, снова оказались в исполкоме, где расширили устав на еще один вид деятельности: пошив одежды. Получился многоцелевой кооператив.
В конце 1988 года я собрал людей и сказал: "Мы большое производственное объединение, где все вопросы замыкаются на мне. В результате все друг другу мешают. Нужно каждому направлению выделиться". Я стал заниматься вопросом добычи и распределения денег, поскольку на тот период уже достаточно хорошо разбирался в финансовых вопросах.
Проблема финансового обеспечения каждого из кооперативов упиралась в банк. После чего, внимательно читая закон "О кооперации", я вычитал, что банк может создать только союз кооперативов. Мы снова объединились и подали заявку в ЦБ.
В это же время наш союз стал издавать календари с репродукциями Сальвадора Дали, что неожиданно принесло очень большой доход. Если считать, что 1 доллар равен одному рублю, то 500 тысяч долларов. По неофициальному курсу 1 доллар был равен тогда 10-11 рублям. Что в рублях давало значительно большую сумму.
Потом была издана книга "Дочь Петра" тиражом сто тысяч экземпляров. Очень большой тираж по тем временам. Что тоже неожиданно принесло очень большие деньги...
А пока мы не получили разрешение на банк, мы образовали акционерный финансовый центр, который деньги и распределял. И когда совсем потеряли надежду на получение банковской лицензии — нам ее дали. 2 июня 1989 года мы создали банк "Партнер". Мы уже подошли к созданию консорциума, куда вошел бы наш банк, Московский жилсоцбанк, ряд других кооперативов.
И.Б.: Какие преимущества давал консорциум?
Г.Л. Внешнеторговая деятельность.
И.Б.: Что консорциум успел сделать?
Г.Л. А ничего почти и не успел. Мы только успели открыть представительства в Австрии, Бельгии, Швейцарии, других странах.
И.Б.: Считается, что делать деньги на российской территории и не давать взяток невозможно.
Г.Л. Если говорить о новом бизнесе, который начался с перестройки, то мне давать взяток не пришлось. Может быть, это и стало причиной моего первого краха.
Мы были первые, кто создал международный финансовый консорциум в мае 89-го года. И без всяких взяток зарегистрировали внешнеэкономическую деятельность в соответствующей комиссии при Министерстве внешнеэкономических связей. В результате чего, я подчеркиваю, без всяких взяток, получили право на вывоз кредитов и депозитов. На русском языке сейчас это — генеральная банковская лицензия.
И.Б.: На каком этапе стало необходимым давать взятки и кому?
Г.Л. В 1989 году в СССР со сбытом тяжелой техники начались проблемы. Например, грузовые площадки в Минске были завалены МАЗами и БЕЛАЗами. Их никто не покупал. Мы поняли, что трактора, тяжелую технику, будут покупать по разумным ценам за рубежом. Осознав это, мы очутились в Боливии. Там открыли дочернюю фирму и договорились о том, что за советскую технику, особенно дорожную, будут платить конвертируемую валюту. Ведь Боливия является уникальной страной, где местная валюта поддержана валютой западных стран. Таким образом, появилась возможность за 100 тысяч рублей купить Камаз, а продать за 8 тысяч долларов.
Меня вызвали в Министерство внешнеэкономических связей на Смоленке, и там в течение 45 минут начальник Управления совместных предприятий и один из замминистров читали мне мораль. А замминистра достал из кармана бумажник, тряс им у меня перед носом, и кричал: "Ты что, хочешь у нас деньги забрать? Давай, тапочки шей!"
Если бы я стал искать какие-то подходы, возможность дать взятку или как-то иначе заинтересовать, наверное, все бы успокоилось. Но я был настолько упоен делом, ну и самомнение, конечно... Начав с нуля, я стал достаточно серьезным бизнесменом и решил, что недосягаем. В общем, я встал, хлопнул дверью и потерял российский рынок.
И.Б.: Кроме потери рынка во что вам это обошлось?
Г.Л. Через полтора-два месяца начался жесточайший прессинг. Передали дело в Совет Министров, в комиссию по экономической деятельности. А так как я человек советской властью пуганный, то решил уехать в командировку в Австрию, в представительство консорциума. Центральный офис в Москве функционировал тоже.
И.Б.: А как вы оказались в Израиле?
Г.Л. Когда в 1990 году возбудили уголовное дело в связи с невозвратом 35-миллионного кредита, арестовали наших зампредов, бухгалтера. Куда мне было деваться? Я был в командировке, консорциум оплачивал мой офис, я получал командировочные из Москвы. Я чемоданов денег из Союза не вывозил. Поэтому, со всей семьей пошел в израильское посольство в Австрии, предъявил документы, что я еврей и имею право на репатриацию. И меня репатриировали с кучей родственников и с шестнадцатью долларами в кармане.
И.Б.: На какие деньги вы жили?
Г.Л. Месяца два жил за счет того, что продал серьги жены, свое кольцо, обручальные кольца. Меня достаточно долго проверяли, так как я приехал с синим паспортом, выдаваемом органами безопасности. Потом выдали деньги, не наличными — на счет. Так называемая корзина абсорбции — 10 тысяч долларов. 6 тысяч мы сразу заплатили за квартиру.
Ходил на курсы, учил иврит. Пока работал в России в Австрии встречался с огромным количеством бизнесменов, интересовавшихся Россией. Тогда не было консалтинговых фирм. Естественно, ко мне в Тель-Авиве приезжали бизнесмены, которые первые двинулись в Союз. Потом меня разыскали знакомые бизнесмены из Швейцарии и предложили работать: открыть консалтинговую фирму по российскому рынку, по инвестициям и торговле. Оплатили мне билет Тель-Авив-Цюрих, посадили в офис, платили 100 франков в день. Работал, пока меня не арестовала швейцарская полиция.
И.Б.: С кем из российских чиновников вы знакомы? Изменилось ли к вам отношение?
Г.Л. Если говорить о шапочном знакомстве, то с огромным количеством людей, которые приезжали в Израиль с 1993 года по 1996. С Геращенко, Парамоновой, например. Но знакомства, при котором я мог бы снять телефонную трубку и позвонить, у меня нет. Изменилось ли ко мне отношение? Не знаю. Наверное да, потому, что на презентации созданной мною российско-израильской финансовой компании были достаточно серьезные люди из научных и чиновничьих кругов: два зампреда Центробанка, представители Министерства экономики, Минфина, был Александр Николаевич Яковлев, Абалкин. А ведь еще в 1989 году (как рассказал мне Яковлев, бывший вторым человеком в государстве) пошел резкий крен вправо по отношению к предпринимателям. Внутри этого крена был список сионистских агентов влияния. Лернер стоял в группе "А". Состоящие в этой группе в первую очередь подлежали неофициальному выдворению из страны.
И.Б.: Ваши первые заработанные деньги?
Г.Л. 2 тысячи рублей на шабашке — строительстве сельхозпостроек, когда еще был студентом факультета журналистики МГУ. Потратил их на мечту всех журналистов — кожанку и на подарки родителям.
И.Б.: Членом КПСС были?
Г.Л. Не был. Не стану врать, что не хотел. Дважды подавал документы в партбюро МГУ. Но тогда существовала разнарядка. Небезызвестный Ампилов был тогда секретарем партбюро курса. Он мне сказал, что до партии я еще не дорос.
И.Б. Когда вы снова оказались в Израиле, чем вы занимались?
Г.Л. Тем же самым. Я открыл представительство все той же швейцарской фирмы в Тель-Авиве: консалтинговые услуги. И продолжал убеждать израильские банки и бизнесменов, что необходимо обратить внимание на российский рынок, открывать там представительства, создавать совместные банки. В противном случае, они потеряют российский рынок. Потом я убеждал их создать банк — торговый оборот между Россией и Израилем может "выскочить" на огромные суммы. Не получилось. Тогда я подал заявку на открытие инвестиционного банка, но на первом этапе получил разрешение только на российско-израильскую финансовую кампанию.
И.Б.: Уставной капитал созданной вами российско-израильской компании составляет 40 миллионов долларов. 50 процентов уставного фонда — Промстройбанка. Второй учредитель-- вы лично. Следовательно, 20 миллионов долларов были внесены вами. Судьба ваша и вашего капитала в российско-израильской компании напрямую зависела от политического будущего России. Вы вкладывали деньги в прошедшие выборы?
Г.Л. Да. Немного. Около 100 тысяч долларов. Дело в том, что сорок тысяч избирателей в Израиле имеют право голоса по российскому законодательству. Все что мы могли сделать, это организовать штаб, единственный штаб за границей по выборам кандидата Бориса Николаевича Ельцина и создать инициативные группы. Организовали автобусы из всех населенных пунктов Израиля. С российским посольством мы добились рекордного показателя: 95 % от имеющих право голоса проголосовали за Ельцина.
И.Б.: Ваше имя фигурировало в "Коммерсанте-Daily" как имя одного из руководителей Независимого профсоюзного банка на Северном Кипре...
Г.Л. Я — представитель люксембургской компании Harvard Investments S.A., которая, в свою очередь, и является учредителем этого Независимого банка. У меня нет там ни должности, ни зарплаты.
И.Б.: В средствах массовой информации не раз приводились факты, что все криминальные авторитеты, а также некоторые бывшие руководители пирамидальных фирм обосновались в Израиле, приобрели недвижимость и стали приличными бизнесменами. Например, Акоп Юзбашев (Папа), Сергей Тимофеев (Сильвестр), ныне, как утверждают, покойный и прочие. За вами не тянулся этот шлейф в Израиле?
И.Б.: Было. С легкой руки Юры Щекочихина началась паранойя о русской мафии. И в Израиле сочли, что все российские мафиози, а также таджикские, украинские и прочие желают обосноваться у них в стране и привезти свои миллионы. Наверное поэтому, долго мне не давали разрешение на финансовую компанию.
И.Б.: Вы в Израиле навсегда?
Г.Л. Бизнесмен должен находиться там, где у него есть дело. Моей дочери очень нравится эта страна.
И.Б.: Если придет время, когда вы скажете самому себе что все, финиш, пора тратить. Есть такая вещь в мире, на которую бы вы потратили все свое состояние?
Г.Л. Такой вещи нет. Я не мечтаю купить громадный пароход или остров в океане. Просто, я хочу оставить мой бизнес дочери.
--------------------------------------------------------
1. У семилетнего Гриши Лернера было типичное детство еврейского мальчика из интеллигентной семьи.
2. Со студенческой скамьи факультета журналистики МГУ Григория Лернера отправили в зону.
3. Григорий Лернер с дочерью в собственном доме в городке Ашкелон, где осели многие богатые выходцы из России.
4. Приехав в Израиль с 16 долларами в кармане, Григорий Лернер через пару лет создал финансовую компанию с 40-миллионным уставным капиталом.
--------------------------------------------------------