Министерство культуры приняло решение преобразовать сектор новейших течений музея "Царицыно" в самостоятельный Государственный музей современного искусства. Однако администрация "Царицыно" саботирует выполнение этого решения. Заведующий сектором новейших течений АНДРЕЙ ЕРОФЕЕВ рассказал корреспонденту "Коммерсанта" МИЛЕНЕ Ъ-ОРЛОВОЙ, кто, по его мнению, мешает созданию музея. Ъ познакомит читателя в ближайших номерах и с мнениями оппонентов г-на Ерофеева о сложившейся ситуации.
— Чем вы можете объяснить противодействие дирекции музея "Царицыно" созданию на базе собранной вами коллекции Государственного музея современного искусства?
— Разговор не надо сводить только к коллекции, речь идет о всей нашей деятельности. Мы в течение девяти лет работали маленьким, но независимым сектором с собственной политикой. Она была направлена на то, чтобы реализовать концепцию современного искусства во всем ее отличии от музея традиционного. Наша коллекция — это не просто подбор неких ценных вещей, а проявление художественного движения. А музей "Царицыно" устроен по другому принципу. В одной институции не может быть несколько политик. Либо мы должны были этот организм себе подчинить, либо уйти. Это естественное развитие ситуации. Все варианты сосуществования исчерпались. Сейчас коллективом музея манипулируют люди, которые понимают Музей современного искусства только как вещи. И они просто не хотят отдавать вещи.
— Вы можете назвать этих людей?
— Это Виктор Егорычев и Виталий Манин — бывшие сотрудника музея, которые попеременно были заместителями директора по науке. Манин — бывший секретарь Союза художников, а Егорычев — единственный аспирант университета, который ушел во власть, в Министерство культуры, в бывшую брежневско-черненковскую власть.
— Но зачем им ваша коллекция?
— Конечно, она чужда их идеологии — очень консервативной. Но они должны владеть всем. Они хотят захватить авангард, как некую колонию. Захватить и сесть на нее тяжелым задом. Для них характерно предметное восприятие искусства, произведений — как военных трофеев, контролируя которые, владея которыми, они и проявляют свою власть.
— Может быть, они поняли, что современное искусство — дело престижа?
— Слово "престиж" уместно не для них, а для директора музея "Царицыно" Всеволода Аниковича, человека мыслящего широко, гибкого, беда которого только в том, что он далек от искусства.
— Говорят, что это ему принадлежит термин "декоративно-философское искусство"?
— Декоративно-концептуальное. Ему важен престиж: ничего, что Ерофеев собирает плохое, по его мнению, искусство, зато издает хорошие каталоги. К нему приходит телевидение, он ездит за границу, он светский человек. И эти люди оказывают на него давление, и они для него авторитеты. Он уважает профессора Манина. А когда Манин был нашим директором по науке, он хотел ездить со мной по мастерским художников, отбирать работы. Мне художники сказали: "Манина мы на порог не пустим, потому что это кагэбешник, который контролировал наши выезды и вывозы, он типичный 'искусствовед в штатском'".
— А какую роль Манин играет в сложившейся сейчас ситуации?
— Сейчас он вместе с Эдуардом Дробицким готовит в Академии художеств музей Церетели. И от имени Церетели Манин звонил директору "Царицыно", предлагая забрать нашу коллекцию.
— Когда создавался ваш сектор, шла ли речь о том, что это ядро будущего музея современного искусства?
— В 1994 году в Минкульте на заседании научно-координационного совета под председательством замминистра Константина Щербакова, который и сейчас остается первым замом, была утверждена концепция Музея нового искусства. Эту концепцию написал я, и в ней было сказано, что этот музей создается на базе нашей коллекции. Сначала она — сектор, потом — отдел, а потом — самостоятельный музей. Вещи в нашу коллекцию не отбирались музеем, они закупались через Государственную экспертную комиссию в "Росизо" на деньги министерства и частных фондов. Музей не закупил ни одной работы. Да, у нас есть один рисунок Кандинского, который попал к нас через музей случайно. "Царицыно" — это наша материнская организация. Но если вы мать, вы же не будете говорить своему ребенку: "Я никогда тебя не отпущу от себя, ты только мне принадлежишь".
— Манин и Егорычев — ваши единственные противники?
— Я думаю, существуют и другие. Мы не использовали демократическое правительство, чтобы утвердить своих людей во власти. Пришли бывшие управленцы. В какой-то момент они стали даже сочувствовать современному искусству, чтобы поправить свой имидж. Но сейчас они вернулись с абсолютно теми же, прежними, позициями и взглядами, с теми художниками, которых они когда-то поддерживали. И они опять у власти. И здесь ошибка или недосмотр людей, которые руководили нашей культурой,— не знаю, кто пустил их снова. Скажем, в экономической сфере таких людей уже обратно не пустили или они были вынуждены перемениться. В культуре же произросли прежние поганки. И эти люди никакого Музея современного искусства создавать не хотят. Они хотят лишь укрепить собственную власть. Этих людей надо уничтожать.
— Физически?
— Они в профессиональной среде выглядят аппаратчиками, а среди аппаратчиков — профессионалами-искусствоведами. Но не являются ни теми ни другими. Это дутые фигуры. Егорычев и Манин — комиссары. Как уничтожить комиссара? Превратить его в бизнесмена.
— Если бы вам дали место под экспозицию музея в "Царицыно", вы бы там остались?
— Нам говорят: ваше дело — скромно сидеть в уголке, а во дворцы мы вас не пустим. Я предлагал концепцию экспозиции музея в Хлебном доме, реставрация которого должна быть закончена к концу этого года, но ее не принимают. Если бы принимали, тогда я бы не возражал остаться.
— Допустим, вы получите статус музея. Но судя по всему, ничего, кроме этого статуса в ближайшем будущем вам не светит. Каковы будут ваши действия после того как вы отделитесь?
— Статус — это единственное, что министерство сейчас нам может дать. Последние годы мы не получали от министерства ничего, кроме зарплаты (моя зарплата — около $100). Мы ничего не теряем, можем только выиграть. Статус дает возможность аккумулировать средства и людей. В конце концов, это не моя коллекция. Я за нее ответственен перед всеми художниками, которые давали свои вещи именно в музей. Мы осуществляем культурную миссию. И эта миссия дает мне право вести с людьми, которые нам мешают и у которых нет никакой миссии, войну на смерть.