В афганской войне, как известно, принимали участие не только военнослужащие. В боевых операциях участвовали переводчики-студенты ИСАА. Это называлось тогда "стажировка в стране изучаемого языка". Одним из таких переводчиков был редактор отдела спорта "Коммерсанта" ГРАНТ Ъ-КОСЯН, который сегодня рассказывает о своей "стажировке" в Афганистане.
Я учился в ИСАА, изучал пушту и дари. На 4-м курсе — это было в 83-м году — к нам пришли из 10-го управления Генштаба, которое занималось отправкой советских военных советников и специалистов за рубеж. Нас, переводчиков, посылали в Афганистан после 4-го курса на год. Это называлось стажировкой в стране изучаемого языка. Советским военным советникам и переводчикам, которые работали в афганских правительственных войсках, а не в советской 40-й армии, прилично платили: переводчик получал 1200 чеков Внешторгбанка в месяц. Чтобы было понятнее, тогда чек равнялся рублю.
В октябре 1983 года я прилетел в Кабул рейсом "Аэрофлота" Москва--Ташкент--Кабул. В аэропорту нас встречали люди из аппарата Главного военного советника на двух "пазиках". Водители и сопровождающие были вооружены автоматами АКСУ. Тут я подумал: раз у всех оружие, значит, в нас сейчас будут стрелять. Но обошлось.
Нас привезли в аппарат Главного военного советника. С нами беседовал кадровик Павел Бартенев. Он заставил меня прочесть афганскую газету на пушту, потом на дари. Я с этим справился. Потом Бартенев говорит: "Поедешь в Кандагар". И все. Разговор закончен. Приехали советники из Кандагара и один переводчик с ними — Шура Огуречников. Летели в Кандагар на Ан-26 стоя.
Меня зачислили в 34-й пехотный полк 15-й пехотной дивизии 2-го армейского корпуса Вооруженных сил Демократической Республики Афганистан и выдали оружие — пистолет, автомат и патроны. Вечером сидим мы с Огуречниковым на вилле, и я его спрашиваю, мол, зачем мне нужен этот пистолет? Шура мне серьезно так говорит :"Едешь ты на БТР на операцию. Открываешь люк. А там — душман бежит. Ты из пистолета стреляешь". Потом я понял, что пистолет только и нужен, чтобы застрелиться. Убить из него душмана на боевой операции практически невозможно.
Я участвовал в восьми боевых операциях. Первая была в ноябре 1983 года. Советник, к которому я был прикреплен переводчиком, не захотел ехать с афганцами. Мы дождались наших. Решили добираться на БТР "Чайка" — такой штаб на колесах со связью. В нем два отсека: в первом разместились водитель, начштаба, начсвязи и мой советник, во втором — связисты с радиостанцией. Места в первом отсеке для меня не нашлось, и советник сказал мне, чтобы я лез к связисту. Когда начсвязи увидел, что я там сижу, он заорал: "Что ты там сидишь? Это же военная тайна!" Советник промолчал. Пришлось вылезти и искать другую машину.
Еще одна из моих операций — в провинцию Урузган. Это 206 километров от Кандагара на север — я специально на спидометр смотрел. В день операции у советника замполита Владимира Бодулина был день рождения. Он об этом обмолвился. В общем, все афганцы спешились, пошли прочесывать местность. Мы остались на командном пункте. Внизу завязался бой. Под вечер он закончился. Афганцы вернулись. И как-то странно начали готовиться к ужину. Командир полка Саид Акрам пошел, помылся, побрился, одел чистый мундир. И пришел к нам с огромным букетом полевых цветов. И говорит: "Господин советник, поздравляем тебя с днем рождения". Бодулин, здоровый мужик, плакал.
Во время моей последней операции БТР, на котором я ехал, подорвался на мине. Это было 29 августа 1984 года, в 11.15 по местному времени. В провинции Кандагар. Уезд Панджваи. 500 метров северо-западнее горы Гундай.
Кругом "духи". Внизу идет бой. Бодулин говорит мне, мол, сбегай вниз к БТР, к радиостанции, доложи, что у нас все нормально. Я сбегал, доложил. А мне командир по рации говорит: "Идем к вам". Я сказал об этом Бодулину. Он: "Куда они лезут? Они тут на мине подорвутся". При нас две наших машины подорвались. Прошло полчаса. Слышим — взрыв внизу, на дороге. Столб пыли, как будто бомба упала. Смотрим в бинокль — наши подорвались. Мы поехали к ним. Но ничего страшного. Только один советник набил себе шишку люком. И редуктор сломался.
Мы с Бодулиным в БТР. "За нами!" Как дураки, как крутые. Я сел снаружи, на "ресничку" — такая бронированная ставня, которой закрывают обзорное окошко. Вдруг — взрыв под правым передним колесом, тем самым, над которым сидел я. И я взлетел. Пока летел, подумал: если упаду вперед по ходу движения БТР, он меня раздавит. Поэтому, когда упал, сразу бросился вправо. Встал. Дым рассеялся. На меня как-то странно смотрят наши. Они думали, что я погиб под БТР. Командир 15-й пехотной дивизии полковник Низамуддин подошел ко мне. И стал смотреть не отрываясь, внимательно в глаза. Я — в его. Тут я заржал. Как лошадь. И не мог остановиться. Афганец тоже заржал. Потом он мне сказал: "Запомни этот день — 29 августа 1984 года. Это твой второй день рождения..."