Точно таким же, каким видел Пятигорск Остап Бендер, помнит его и публицист ГЕНРИХ БОРОВИК. В этом городе прошли его школьные годы. В местном театре играла мама — актриса оперетты Мария Матвеева-Боровик, отец был главным дирижером театра. И сам Генрих тоже выходил на сцену. О Пятигорске тех лет он до сих пор вспоминает с нежностью.
Кисловодск, Пятигорск, Ессентуки — очень серьезные курорты, не "отдыхательные". Кисловодск всегда считался самым фешенебельным из них. А Пятигорск был лечебным, рабочим городом. Я жил там почти десять лет — с 1938 по 1947 годы.
К 1947 году город остался таким же, каким его видели Остап и Киса Воробьянинов. Провал, слава Богу, не ремонтировали. Двухэтажный дом, где я жил с родителями — когда-то там жил Лев Николаевич Толстой,— теперь уже снесли, но вокруг многое осталось нетронутым, как при Остапе.
Мы жили открытым домом. Приходило много народу — и знакомые по театру, и просто знакомые. Квартиру родители получили уже после войны, а сначала мы жили в театральном общежитии. Его здание примыкало к Горячей горе. Собирать дрова для печки ходили на соседний Машук. Комнат было не меньше тридцати на коридор. Печка в каждой своя, а кухня и туалет — общие. Ночью я иногда ходил занимать очередь за жмыхом. Похожий на кусок земли, облитый подсолнечным маслом, он был тогда лакомством. На третий или четвертый день после приезда в Пятигорск из Ташкента в этом общежитии у меня украли велосипед, который отец только что купил мне, фирмы "Три ружья". По тем временам — роскошь неимоверная.
Центральной улицей города всегда была улица Кирова, потом она называлась улица Советская (или наоборот). Там находился бальнеологический институт, театр. А напротив театра — гостиница "Бристоль". На этой же улице стоял прекрасный памятник Лермонтову и городской кинотеатр, в котором мы пересмотрели все фильмы военных лет.
Каждый день с вокзала шли автобусы, полные раненых. Они были главным населением города. Калеки и костыли — обычный пятигорский пейзаж военного времени. Ощущения, что туда приезжает только начальство, в те времена не было.
Только через несколько лет после войны, когда я уже приезжал туда из Москвы на каникулы, там стали появляться "мирные" больные и отдыхающие.
Культурным центром города и во время войны, и после был театр. Актеров все очень любили. Среди создателей театра — Михаил Нильский, Степан Ушаков, Федор Казаков. Этот пятигорский театр музкомедии обслуживал многие курорты: и Ессентуки, и Кисловодск, и Сочи, и Ялту. Через много-много лет в Болгарии я встретился с советником нашего посла. Он рассказывал, как во время войны лежал в Пятигорске в госпитале с перебитым позвоночником и думал, что останется на всю жизнь недвижим. А хирург Богораз, который делал ему операцию, говорил на каждом обходе: "Если у вас есть здесь друзья, пусть они тащат вас хоть на носилках в театр смотреть 'Сильву', 'Марицу', 'Веселую вдову'. Главное лекарство — хорошее настроение". И этот наш театр его действительно вылечил. А когда я спросил, кто из актеров запомнился больше всего, то он сразу сказал, что больше всего радости доставляла ему Мария Матвеева — а это моя мама.
Однажды к маме пришла за кулисы Мария Владимировна Миронова — она отдыхала в Кисловодске,— пришла специально сказать, что давно не видела таких актрис в оперетте. Благодарила маму со слезами на глазах.
В нашем театре я, конечно же, видел все спектакли. И даже сам там работал, когда учился в 7-м классе, помощником электрика. А в 9-м классе, бывало, выходил на сцену статистом. На меня надевали фрак и давали блестящие калоши — лаковых ботинок не было,— и я маячил где-то на заднем плане в толпе счастливых джентльменов во фраках. Или играл роли типа "кушать подано". Моя самая ответственная роль со словами была: "Господа, а теперь пройдите в зал". До меня ее играл Михаил Водяной. В этом же театре танцевал тогда и начинающий Махмуд Эсамбаев. Первый, помню, говорил, что будет самым великим комическим актером, а второй — великим танцором. А я тогда мечтал стать или журналистом, или режиссером.
Когда в Пятигорск в 1941-м эвакуировался из Ленинграда театр Радлова, я с наслаждением смотрел в его спектаклях Бориса Смирнова, Злобина, Чобура. Я ведь воспитывался на "Баядерке", на "Свадьбе в Малиновке". А тут впервые увидел Шекспира.
Учился я в Первой мужской школе, которой, кстати, в этом году исполняется сто лет. Благодаря нашему математику Владимиру Амбросьевичу Михайлову, которого мы звали Амброс, я до сих пор сумею доказать некоторые теоремы и извлечь квадратный корень.
И школьные друзья у меня были замечательными. Мы даже организовали вместе в 43-м году школьный театр. В нем и джаз был из пяти человек, и миниатюры разыгрывали типа райкинских.
С этим "оркестром" мы ездили по госпиталям. Из инструментов был баян, пионерский барабан, футляр от гранаты РГД. Исполняли кое-что из Утесова, "Серенады Солнечной долины", из Вертинского. Очень здорово получалось, и принимали всегда изумительно. Но когда война закончилась, мы получили нахлобучку за легкомысленный репертуар, нам сказали в горкоме комсомола: хватит джазов.
До сих пор я дружу с Жорой Сарипекяном. Он в нашем "джазе" играл на пианино, если в госпитале оно было. А сейчас он — известный и очень уважаемый в городе врач-хирург Георгий Рубенович Сарипекян.
Записала ОЛЬГА Ъ-ПЕСТЕРЕВА