Чеховский фестиваль

Эдип нашел дорогу в рай

Американский театр "Мэбоу Майнс" на Чеховском фестивале
       К середине Международного фестиваля имени Чехова, когда даже самые стойкие ценители драматического искусства стали сходить с круга, подоспела "гуманитарная помощь" из Америки. Ее привезла знаменитая нью-йоркская компания "Мэбоу Майнс". Американцы показали необычное музыкальное представление "Госпел в Колоне", в котором за основу театрализованной религиозной проповеди взят языческий миф. На вопрос, не странно ли такое сочетание, режиссер и руководитель компании Ли Бруер ответил: "Если языческую историю разыгрывают верующие христиане, она становится христианской".
       
       "Госпел в Колоне" — очень точное название, поскольку сразу определяет и форму, и содержание спектакля. Госпел в переводе на русский означает "Евангелие" или "проповедь", но слово давно связано в сознании с церковными песнопениями неортодоксальных черных общин. Как вокальный стиль госпел основан на спиричуэлс и декламировании молитв. Стало быть, первое слово в названии обозначает жанр необыкновенного сценического зрелища — проповедь в пятидесятнической церкви. Пятидесятники зовутся так в честь сошествия Святого Духа на апостолов в пятидесятый день после воскресения Христа: "И внезапно сделался шум с неба, как бы от несущегося сильного ветра... И исполнились все Духа Святого, и начали говорить на разных языках" (Деяния апостолов, 2:2-4). Одним из языков, вероятно, стала музыка. В богослужении пятидесятников непривычно много импровизации, они придают особое значение индивидуальному общению с Богом и верят в то, что и на современного праведника может сойти Святой Дух.
       К такой пастве относится в спектакле пожилой проповедник (эту роль играет известный американский кино- и театральный актер Раскел Ли Браун). Двум другим профессиональным драматическим актерам отданы роли Антигоны и Полиника. Остальные действующие лица — настоящие прихожане, простые люди, как и те, что составляют хор в древнегреческой трагедии. На сей раз пастырь приносит им не канонический текст, а "Эдипа в Колоне" Софокла. Второе слово в названии спектакля — город, где нашел прибежище слепой царь Эдип. Царь, еще до рождения обреченный убить отца, жениться на матери и произвести на свет не то детей, не то собственных братьев. История эта наверняка известна американской публике благодаря Фрейду и понятию "эдипов комплекс".
       У Ли Бруера комплексов нет. Его никак не беспокоит, что режиссура ограничена разводкой мизансцен. Зато именно ему принадлежит оригинальная идея: соединить языческий и христианский миры, облечь театральное представление в формы богослужения. Не кичась новаторством, он новатором является. Так же, как композитор и клавишник Боб Телсон, придумавший принципиально отличную от прежде виденных американских мюзиклов форму. Это своего рода классическая опера, основанная на народной афро-американской традиции спиричуэлс, госпела, блюза и соул. На эту музыку исполняется — соло и квартетом, дуэтом и трио, хором и одними инструментами, а капелла или под аккомпанемент маленького бэнда — текст Софокла с небольшими монтажными склейками, стихами самого Ли Бруера.
       Внешне "Госпел в Колоне" статичен. На фоне рисованного задника, напоминающего роспись церковных сводов, сидят хор и три чернокожих слепых (как сам Эдип или как Стиви Вандер) певца. Действие рождается из музыки, оно исполнено реальных переживаний и экстатических эмоций.
       На память приходит "Плач Иеремии" Анатолия Васильева, но сходство лишь формальное, поскольку торжественно-величавое действо московского театра связано с совсем иным типом религиозности. После "Иеремии" хочется каяться и бить себя плетьми. В спектакле Бруера есть блюзовые фрагменты, проникнутые глубокой скорбью, но в общем торжествует традиционное американское жизнелюбие: да, человек приходит в мир, чтобы страдать, но где-то его все-таки ждет волшебная дверь, а за ней — счастье. Счастье это переносится из рая на землю, то бишь на сцену, силой изумительных голосов, действительно звучащих, как ангельские, и силой подлинной веры исполнителей. Эту оперу не могли бы петь вокалисты, воспитанные в европейской традиции. Только те, что всю жизнь связаны с евангелическим "черным" пением. При этом многие из них не читают нот, как, например, органист Буч Хейвуд. (Он считается одним из лучших американских органистов, живет при церкви, в ней работает, сочиняет музыку и сам ее исполняет. "Как Иоганн Себастьян Бах",— сказал о нем Ли Бруер.) Голоса не поддаются описанию: кто слышал Ариту Фрэнклин или Рэя Чарльза, поймет, о чем речь. Каждый обладает собственной артистической индивидуальностью, но вместе они — община, воплощение мечты так почитаемого в Америке Станиславского об "ансамблевом исполнении".
       Театр, как известно, вышел из языческого религиозного ритуала. "Мэбоу Майнс" взял классическую трагедию, соединил ее с современной христианской музыкой и показал, что два вида искусства роднит тема страдания и спасения, объединяет идея катарсиса. Можно сказать, что Ли Бруер попытался вернуть театр туда, откуда он вышел. А зрителю — вернуть не теоретическое, но эмоциональное представление о том, что есть очищение через страдание. "Долой импотентное европейское искусство!" — воскликнул, выходя из зала, один из лучших российских режиссеров. Наверное, он имел в виду не только чувственную плоть американского театра, но и исключительную эмоциональную распахнутость действа: "Дверь где-то там, вверху или внизу. Эдип видит ее, он может в нее войти. Он слышит голос: 'Входи, Эдип'".
       
       МАРИНА Ъ-ТИМАШЕВА
       
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...