Интервью с Питером Гринуэем

Экзотический зоопарк Гринуэя

       Многие находят фантазии Питера Гринуэя бессодержательными. Или псевдосодержательными. Его обвиняют в чрезмерном (арифметическом) рационализме и в избыточной чувственности, агрессивной эротомании. Когда претензий скапливается слишком много, можно почти наверняка утверждать, что перед нами великий художник.
       
       Впрочем, слово "художник" к Гринуэю надо применять осторожно. На художника, в смысле живописца, он учился в юности и впервые выставился в Галерее лордов еще в 1964-м. Сменив профессию сначала на монтажера (которым проработал одиннадцать лет), а потом на режиссера, не считает это повышением по службе. По его мнению, быть художником труднее, в живописи некуда и не за что спрятаться. Кино, по Гринуэю, дело интеллектуалов, знающих много уловок и фальсификаций. Настоящий же художник должен в известном смысле быть слепым или хотя бы иметь шоры перед глазами, чтобы не отводить взгляд от объекта.
       Конфликт интеллекта и художественной чувственности — сквозная тема фильмов Гринуэя, начиная с "Контракта рисовальщика" (1982) — как бы антониониевского "Фотоувеличения", перенесенного в костюмную эпоху расцвета барокко и пропитанного чувством опасности, которое сопровождает искусство конца века. Страх провокации насилия и маниакальное внимание к процессам распада определяют атмосферу фильмов "Зед и два ноля" (1985) и "Отсчет утопленников" (1988). "Повар, вор, его жена и ее любовник" (1989) и "Дитя Макона" (1993) — проникновение в сферы запретной сексуальности как основы индустрии массовых имиджей. И все эти фильмы, включая наиболее литературные и вместе с тем изобразительно изысканные ("Книги Просперо", 1991, и "Книга у изголовья", 1996),— неустанные попытки обуздать хаос с помощью чисел, таблиц и структур, с помощью разных культурных кодов и языков, среди которых природный язык человеческого тела остается самым выразительным.
       Его фильмы строят системы и одновременно вырывают у зрителя два часа необходимого времени, чтобы посмеяться над этими системами. Однако сам Гринуэй считает даже самые искусственные из систем (алфавиты, временные периоды) чрезвычайно важными для организации человеческой жизни. Он рассматривает свое творчество как огромный список, или каталог, или словарь, или научную диссертацию — энциклопедию всех видов и феноменов, которая может пополняться и обновляться.
       Мир Гринуэя — это еще и экзотический зоопарк, мифологический бестиарий, где прослеживаются связи между человеком и животным, где непрерывно воспроизводятся две основные фазы природной жизни: половой инстинкт и смерть. Как бы они ни были деформированы цивилизацией и культурой.
       АНДРЕЙ Ъ-ПЛАХОВ
       
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...