Начинающему литератору, каким был Григорий Горин в 1967 году, впервые поехавшему в Дом творчества, Крым казался раем.
В Коктебель я впервые приехал в 1967 году, на следующий год после того, как меня приняли в Союз писателей. Мне было 27 лет — молодой, холостой, веселый. Это был мой первый "настоящий" Дом творчества, в который меня пустили на официальном основании. И поэтому у меня о Коктебеле остались ностальгически нежные воспоминания. В нашей с Войновичем пьесе "Кот домашний средней пушистости" высмеивался дележ писателями шапок, но точно так же происходила раздача путевок в Коктебель. Огромное значение имело то, член ты или не член и если член, то с каким стажем. От этого зависело, какой достанется номер и в каком корпусе. Блага, предоставляемые членам Союза, заключались в наличии душа в номере. В номерах не членов все удобства располагались в конце коридора.
Приехал я отдыхать на маленьком "Жигуленке" с писателем Гладилиным, который ныне живет в Париже, и получил вполне приличную комнату на первом этаже в уголке 19-го корпуса с душем и туалетом. В столовой мы сидели на террасе за одним столиком с Геной Шпаликовым. Это тоже была привилегия — столик на террасе. Раздача столиков зависела от симпатий официантки. Но кормили в столовой плохо: воровали много.
Меня поразило то, что в этом Доме творчества никто не работал, а все только отдыхали. Как-то утром в соседнем номере раздался стук печатной машинки — какой-то коллега решил поработать. К нему прибежала жена украинского "письменника" и сказала: "Шо вы тюкаете?! Не мешайте отдыхать. А если уж вам так необходимо, то пишите карандашиком!" Я тоже взял с собой машинку, но не напечатал ни слова, потому что празднично-карнавальный дух тех мест не располагал к работе.
На набережной Коктебеля, по которой прогуливались разряженные люди, я встречал корифеев того времени: Илью Зверева, Леонида Лиходеева, Лидию Лебединскую. Прогуливался там молодой и популярный Женя Евтушенко. У молодежи шестидесятников из журнала "Юность" считалось престижным съездить в Коктебель. Мы были предметом уважения и интереса со стороны местных девушек, потому что мы были дико независимы и мы были новое поколение литературы. Вообще, Коктебель — это был чисто писательский кусочек, а вокруг располагались шахтерские санатории.
В это райское место я приехал снова несколько лет спустя уже с женой и моими старыми друзьями Михалковыми — Никитой и Андроном. Никита тогда был молодой красавец, в нем играла неуемная силища. Помню, как он на спор нес на вытянутых руках ящик шампанского очень и очень приличное расстояние.
Если Коктебель всегда был местом отдыха, веселья, праздника, то в ялтинском Доме творчества проводились семинары молодых писателей. Вели их Константин Паустовский, Виктор Шкловский. Вот в Ялте действительно работали. Дом творчества находился на горе, до моря было далековато. И всю неделю мы писали, а в субботу... У нас это называлось "моряк выходит на берег": днем шли на море, а вечером, начистив ботинки,— в ресторан "Украина". Как-то вечером сидели мы за столиком с Аркадием Аркановым, Васей Аксеновым и двумя писателями из Киргизии. Я ушел, а ребята еще оставались. Они шумели и веселились. Тут внезапно перед ними возник официант: "За соседним столиком сидит член ЦК Компартии Украины, ему мешает ваш шум". Разгулявшийся Вася ответил: "А не пошел бы он..." Официант ответ передал. Когда ребята вышли из ресторана, у входа их встретил "воронок", в который их всех и засунули. Сначала повезли в вытрезвитель. По дороге Арканова, похожего на печального Мастроянни, пожалели и отпустили. А Аксенов, естественно, начал рьяно возмущаться. Ему скрутили руки, и все складывалось для него весьма печально. К нам ночью прибежал перепуганный Аркадий и сказал: "Наших забрали". Паустовскому стало плохо с сердцем, Шкловский сильно занервничал. Мы не знали, что делать. После вытрезвителя им всем должны были дать по 15 суток за хулиганство. К тому времени Аксенов был уже человек известный, им были написаны "Звездный билет" и "Коллеги", его печатали за границей. Мы до суда встретились с судьей, стали ей объяснять, кто такой Аксенов, но она его произведений не читала. Мы ей: "Если Аксенова осудят и он будет подметать улицу, то сюда сбегутся корреспонденты 'Голоса Америки', 'Свободы'" и т. д. Тут и она что-то поняла. Но на суде Вася начал возмущаться и говорить, что не дебоширил, что все это фальсификация. Тут же возникли два подставных свидетеля — милиционера, переодетых официантами, которых якобы избил Аксенов. А это уже грозило сроком. Но испугались этого не только мы, но и судья, и она как-то все это дело сумела свести к штрафу. Мы заплатили за Васю 25 рублей, и он вышел на свободу. Это был единственный случай, когда Василий Аксенов был в вытрезвителе.
Записала ОКСАНА Ъ-АЛЕКСЕЕВА