Трудности кремлевской педагогики
"Жизнь у нас столь гнусна и ужасна, что дорваться до власти — значит вырваться из нее, из этой жизни, и дорваться до жизни иной". Так писал Юрий Левитанский. Книга Лины Тарховой о потомках советских правителей исполнена экзистенциальной безнадежности: все скверно и по ту, и по сю сторону кремлевских стен.
Кремль представляет собой обширную крепость в центре Москвы с устойчиво-дурной репутацией. "Аура не та",— скажет современный мистик. Самые смачные истории, рассказывавшиеся о столице вообще и о Кремле в частности, датированы годами перестройки. Казалось, рассказано все: и чертежи секретного тридцатиэтажного подземного города близ университета опубликованы, и схема секретного метро, и планы кремлевских дворцов со всеми их тайными опочивальнями и суперсанузлами.
Но, однако, внезапный comeback в средневековье, который проделала советская власть, возвратив столицу в Москву, оказался почти неисчерпаемым источником сюжетов. К тому же живы свидетели и участники. Живы их дети. О сих последних и написала книгу Лина Тархова. Название объемистого тома — "Заложники Кремля" — настраивает на сочувственный лад.
Автор избрала для рассказа о сыновьях и дочерях несгибаемых вождей интонацию возвышенно-задушевную, странным образом подстраиваясь под тон прямой речи персонажей книги. В итоге все повествование сливается в исполинский мексиканский сериал с участием какого-то коллективного протагониста. Может быть, это дитя названного поэтом С. Гандлевским таинственного советского исполина Орджоникидзержинского.
Так героев воспитывали. "Особого достатка не было, но на книги средства находились всегда. Излишеств, какие я вижу в наше тяжелейшее время, когда сорят деньгами, роскошью калечат детей,— нам не позволялось никогда. Основное, за что я благодарен родителям: они старались привить мне чувство ответственности перед домом".
Так они женились. "Эти двое так молоды и красивы, что хочется думать — их соединила не принадлежность к страшному клану, а молодость и любовь. И прямая, соединившая два загадочных дома на одной улице, была как бы предначертана им судьбой".
Что же за дома? О, знаменитые дома! "На Садовое кольцо выходит высокий каменный забор, из-за которого не видно приземистого дома. Проходя мимо забора, москвичи прибавляли шаг и помалкивали".
Три цитаты взяты, соответственно, из воспоминаний Серго Берии, книги Лины Тарховой и мемуаров Алексея Аджубея. Чтобы картина роковых страстей была полней, а поступь судьбы звучала гуще — еще цитата, из Степана Микояна, о досугах молодых кремлевчан: "Однажды в компании оказался какой-то моряк с фронта. Когда все были сильно под градусом, в разговоре кто-то сказал, что Леонид очень меткий стрелок. На спор моряк предложил Леониду сбить выстрелом бутылку с его головы. Леонид отказывался, но потом все-таки выстрелил и отбил у бутылки горлышко. Моряк счел это недостаточным. Леонид снова выстрелил и попал моряку в лоб".
Автор "Заложников Кремля" смотрит на своих персонажей как бы изнутри того социального слоя, к которому они принадлежат. И, натурально, сталкивается с известным парадоксом светского хроникера: чтобы тебя читали, ты должен издеваться над героями. Но ты должен их восхвалять, чтобы тебя продолжали приглашать на рауты и обеды. То же и с кремлевскими детьми: как соблюсти пиетет по отношению к описываемым и не раздражать (заведомо предубежденного против номенклатурного потомства) читателя? Этот выбор в терминах жанровых выглядит так — либо сплетни и анекдоты, либо публицистика типа "детям воздается за дела отцов".
Сочетать такое, наверное, невозможно. Будем честны: есть задачи, которые под силу художественной литературе и не разрешимы расхожими средствами журналистики. "Дом на набережной" или "Школа для дураков" вполне убедительно рассказывают про жизнь в условиях тирании. Еще современней — эпопеи, сведенные в клипы, работы Дмитрия Добродеева "Рассказы об испорченных сердцах".
Там коротко и ясно, так: "Явившись на ковер к отцу, старлей потупил очи.— Ты мне не сын,— сказал генерал Катушкин,— ты мот и извращенец: квартира, дача и машина достанутся брату Яшке.— За что? — хотел сказать старлей, но понял, что лучше ни хрена не говорить".
МИХАИЛ Ъ-НОВИКОВ
Тархова Лина. Заложники Кремля. М., 1998