Свой первый гонорар он получил в четырехлетнем возрасте за исполнение Гимна Советского Союза. Его иногда называли "кремлевским певцом", но от Кремля он ничего не получал. Все свои квартиры он приобрел на собственные деньги, которые зарабатывал, давая по четыре концерта в день. С певцом Львом Лещенко беседует наш корреспондент Илья Нагибин.
Илья Нагибин: Лев Валерьянович, Вы — человек, сделавший карьеру еще тогда, когда не было самого понятия "шоу-бизнес". Что для Вас важнее в этом словосочетании: шоу (искусство) или бизнес?
Лев Лещенко: На "шоу" деньги не делаются. Телевизионные программы, помощь молодым исполнителям, собственный promotion, — здесь я денег не ищу. А бывает, когда откровенно хочется заработать. Как правило, это какие-то презентации, праздники, которые проводят крупные фирмы. Есть коммерция и есть творчество. На творчестве заработать нельзя.
И. Н.: Раньше в концертно-гастрольной кухне существовала ситуация, когда популярность песни зависела от исполнителя. Сейчас ситуация изменилась. Исполнитель покупает песни у "хитовых" композиторов (цена колеблется от 500 до 3000 долларов). Вы песни покупаете? Или между покупкой репертуара и сотовым телефоном Вы выберете последнее?
Л. Лещенко: Ну конечно, я сначала выберу телефон, а потом начну думать о песнях. Телефон — вещь жизненно необходимая. Но песни я тоже покупаю и понимаю, что сейчас без этого не обойтись. Сегодня сложилось так, что все свои песни предлагают и продают... Я не совсем согласен с тем, что сегодня песню делает хитом композитор. Певец покупает песню в надежде, что она станет хитом. И все-таки песню певец делает сам.
И. Н.: Журнал Forbes ежегодно публикует финансовые рейтинги звезд шоу-бизнеса. В какую сумму Вы оцениваете собственное состояние?
Л. Лещенко: Сейчас я вам так и скажу! Я вообще бесценный! У меня есть все, что должен иметь человек моего положения. Деньги я не коплю. Счетов в швейцарских банках и в Монако у меня нет. Богатство в нашей стране — иллюзорная, эфемерная штука. Сегодня ты богатый, а завтра ты нищий. Наше богатство не защищено никакими законами. Сегодня у меня есть дом, а завтра его не будет. Неизвестно ведь, что станет с законами о земле, о собственности. Наличных денег я не держу. Я их вложил в студию, в дом, в квартиру. Все, что я зарабатываю — на счете моего театра.
Конечно, я человек не бедный. По меркам нашего общества. Скажем так, я человек достаточно обеспеченный.
И. Н.: В интервью нашему журналу Вы как-то говорили, что получили предложение купить за 350 тысяч долларов в США заведение системы fast-food...
Л. Лещенко: Речь шла о возможности приобретения такого заведения. Но все застряло в рамках проекта и в рамках мечтаний. Такое заведение требует постоянного внимания, а я постоянно работаю, пою. Если б компаньоны дали мне эти деньги, я, может быть, и рискнул... Но для меня сейчас это сложновато и физически, и финансово. Мы с Володей Винокуром подумываем об открытии клуба в Москве. Даже скорее не клуба, коими сейчас называют обычные дискотеки и рестораны, а некой фирмы с комплексом услуг. С ресторанами, заведениями для отдыха, саунами и так далее.
И. Н.: Куда Вы еще вкладываете деньги?
Л. Лещенко: Я помогаю своим ученикам. Они просят меня о съемках на телевидении, об издании записей. Это — не бизнес. Я делаю это из альтруистических соображений. Вот только вчера приходила Ольга Орефьева. Она выпустила свой компакт-диск, а на издание кассеты я просто вынул деньги из своего кармана.
И. Н.: Насколько Вам как творческому человеку необходим комфорт?
Л. Лещенко: Есть аксессуары, которые любому человеку помогают. У меня есть электрокофеварка, в которую я, правда, ни разу не бросил кофе, а варю его, как полагается, в джезве. У меня посудомоечная машина, которая с первого дня стоит неподключенной, "микроволновка", которая никак не найдет должного применения.
И. Н.: Вы держите в доме прислугу?
Л. Лещенко: Боже упаси! Домработницу в доме не потерплю. Я не представляю в собственном доме чужого человека. У меня жена — прекрасная хозяйка. Да я и сам — самостоятельный. У меня есть только шофер.
И. Н.: Вы — заядлый автолюбитель. Насколько для Вас важен автомобиль и... когда Вы последний раз были в метро?
Л. Лещенко: Я догадываюсь, что проезд стоит где-нибудь в районе полутора-двух тысяч... В метро я был в последний раз перед тем, как купил автомобиль — в 74-м... или в 73-м. Правда, недавно я был на открытии Днепропетровского метрополитена по приглашению украинского правительства. Спустился по эскалатору и прокатился в поезде.
Машины я люблю. Я могу купить любую машину. Они мне все безумно нравятся. У меня уже было штук десять. Но думаю, любимая еще впереди. Я все время хотел купить Lincoln Mark VIII, но почему-то подвернулся Mercedes, и я купил его.
А Lincoln купил Валера Леонтьев. Зато у меня, наверное, у первого в Москве был Saab 900.
Я год проезжу и мне уже хочется чего-нибудь нового.
Вообще, я бы хотел машины три-четыре. Спортивную, выходную, Jeep какой-нибудь. Но у нас в стране это как-то не принято.
И. Н.: Вы — человек азартный в своих покупках?
Л. Лещенко: Ужасно! Могу купить все что угодно. Я — покупатель хороший. Если я зашел в магазин — без покупки не выйду. Меня обязательно уговорят. А если еще и скажут, что мне идет... На днях купил пиджак фирмы Joop! Который мне совершенно не идет. Но меня так уговаривали продавщицы...
И. Н.: Вы возводите, кажется, уже не первый загородный дом...
Л. Лещенко: Первый дом я строил вместе с тещей, но мы его уже практически продали и под эти деньги я строю новый дом в Крюкшино. Рядом с Володей Винокуром, Машей Распутиной, Игорем Николаевым и Наташей Королевой. Первый дом был без лоска. А новый уже может создать мне какой-то комфорт. Там есть и сауна, и мансарда. Теннисный корт скорее всего будем строить на участке Володи Винокура. У меня земли не так много.
И. Н.: А как складывалась Ваша личная жизнь?
Л. Лещенко: С первой своей супругой Аллой Абдаловой я познакомился на концерте, посвященном 7-му ноября в Колонном зале Дома Союзов, когда мы еще вместе учились в ГИТИСе... В 1973-м году я приехал с гастролей из Японии, и мы поняли, что в наших отношениях что-то надломилось.
Я оставил ей все, что было — трехкомнатную квартиру — все. Забрал только коллекцию своих книг по искусству и две подаренные мне иконы. Переехал жить к отцу. С Ириной, моей нынешней женой, нам приходилось квартиру снимать.
С Ириной я познакомился в Сочи. У нас был курортный роман. Она поначалу даже не знала, кто я такой. Все удивлялась, что меня узнают, здороваются, везде хорошо принимают, думала, что я — какой-нибудь мафиози. Она просто до 9-го класса жила в Германии, после 10-го поступила в МГУ и уехала учиться в Венгрию и ничего о певце Лещенко не знала.
И. Н.: Когда Вы поняли, что Вашей профессией станет пение?
Л. Лещенко: Когда у меня появился голос. Наверное, в 10-м классе. Я тогда слушал пластинки, подражал разным исполнителям. У меня был голос не такой грубый как сейчас. Я пел тогда под фонограмму Элвиса Пресли, ходил с коком на голове, ушивал брюки, в общем — стилягой был. Тогда еще микрофонов не было. Это давало совершенно иную энергетику.
И. Н.: Вы помните, когда впервые запели? Какая это была песня?
Л. Лещенко: Моему отцу — военному — со мной нянчиться было некогда. Сначала со мной сидела бабушка, а в 47-м ей на смену приехал дед. И он стал развлекать меня игрой на скрипке. Мы разучили с ним песню "Нелюдимо наше море, день и ночь шумит оно..." Дед подпевал мне вторым голосом.
А потом я разучил "Союз нерушимый республик свободных..." Это был трюк века. Сбегались соседи, офицеры и солдаты части. Я вставал на сундук в солдатскую стойку и пел: "Союз нерушимый... сплотила навеки великая Русь, и созданный волей народной..." И вот, что такое "и созданный волей" я не понимал. Мне казалось, что там что-то про яйцо. Получалось: "яйцознанный волей народной".
Тогда, кстати, и случился мой первый заработок — меня щедро одаривали пряниками и конфетами.
И. Н.: То есть Вы были в некотором роде "сыном полка"?
Л. Лещенко: Да. В некотором роде. Мама умерла рано, отец был заместителем начальника штаба полка.
Я, что удивительно, помню себя с трех лет. Мой отец сшил мне гимнастерку у солдатского портного, настоящий ремень мне справил. Я отлично помню, что не было гуталина и отец какой-то сажей начищал мне сапоги. Старшина, адъютант отца, повел меня через проходную, выстроился караул, все отдали честь...
Помню солдатский кинотеатр, где мы смотрели фильмы. Прекрасно помню первый выезд на стрельбище, когда мне дали пистолет. В четыре года... Я для солдат был забавой. Я помню, как сидел в столовой, а они подкидывали хлебные шарики и ловили их ртом — меня развлекали.
Помню разговоры про обмен денег, про отмену хлебных карточек. Помню, как отец принес офицерский паек. Там было масло. Я был самостоятельным, и бабушка сказала: поди поешь — намажь сайку маслом. Я с голодухи намазал ее таким толстым слоем масла, что... В общем, до четвертого класса я на масло вообще не мог смотреть. И в пионерском лагере всегда менял масло на компот.
И. Н.: Кто-то относился всерьез тогда к Вашим артистическим данным?
В. Лещенко:В сорок восьмом мы переехали в Сокольники. Отец женился второй раз. Родилась моя сводная сестра. В 49-м я пошел в школу. Со второго класса я запел в школьном хоре. И тогда моя педагогесса по вокалу потащила меня в хор Свешникова. Туда меня не взяли, потому что брали обычно пятиклассников.
В Сокольниках кроме нашей школы была школа глухонемых, которых пускали в метро бесплатно. Тут мне пришлось уже скрывать свои вокальные данные и проявлять актерские способности. Я что-то мямлил и размахивал руками и меня тоже пускали бесплатно. Таким образом я каждый день экономил по 5-10 копеек... А потом я сам надумал поступать в ГИТИС.
И. Н.: Почему именно в ГИТИС, а, скажем, не в музыкальное училище?
Л. Лещенко: Я четыре раза поступал в ГИТИС на "музкомедию". И одновременно поступал во все театральные ВУЗы: в "щуку", в "щепку", во МХАТ. Доходил до третьего, до второго тура. Я громогласно читал Маяковского — и приемная комиссия неизменно мне советовала: "Идите петь. У вас отличный голос. Зачем вам театральный?"
Во второй раз я не поступил, потому что уехал мой концертмейстер и увез все ноты. На третий год мне сказали: "Мы как бы вас принимаем, но вам все равно идти в армию".
И. Н.: И Вы "взяли под козырек"...
Л. Лещенко: Да. Уже на полигоне в Германии, в танковом полку, куда меня определили, к нам, новобранцам подошли "купцы" и стали спрашивать: "Есть водители, художники, музыканты?"
— Так точно, — говорю. — Я музыкант. Пою.
— Ну ладно. Мы тебя отыщем.
И. Н.: Как получилось, что Вы не дослужили положенного срока и все-таки оказались в ГИТИСе?
Л. Лещенко: Я ходил на солдатские курсы, сдал экзамены и меня отпустили из армии на полгода раньше — поступать в ВУЗ. Был в те годы такой порядок. Мое начальство предлагало остаться на сверхсрочную службу в ансамбле. Предлагало зарплату 400 марок и плюс какие-то деньги на сберкнижку в Союзе. (Бешеные, между прочим, тогда деньги!)
И. Н.: То есть в случае неудачи на экзаменах судьба могла сложиться по-другому? Вас ждала бы армейская карьера?
Л. Лещенко: Я еще к тому же опоздал на первый тур экзаменов. Заведующий кафедрой вокала Павел Михайлович Понтрягин орал на меня: "Как можно было опоздать?.. Ну ладно, сейчас я вызову кого-нибудь из комиссии". И вызвал... ректора, Матвея Александровича Горбунова.
Начинаю петь, краем уха слышу:
— Чего он так орет?
— Ну как... — военный ансамбль.
— Он не музыкальный, по-моему.
— Да нет, нормальный парень.
— Ну чего? Будем брать?
— Ну, чтоб соблюсти формальности, пусть завтра на втором туре... проходит первый.
И. Н.: Вы поступили на музкомедию, то есть должны были стать артистом оперетты. Но стали известным благодаря другому жанру.
Л. Лещенко: В начале третьего курса меня пригласили поработать в театре оперетты. Меня зачислили в стажерскую группу на оклад 70 рублей. Плюс еще стипендия 38 рублей. Целое состояние.
В конце 69-го года я заканчивал институт и мне предложили работать солистом ансамбля Утесова с окладом в 250 рублей, а в театре я получал 110 рублей. Все студенты показывали на меня пальцем: "Вон Лещенко разбогател".
И. Н.: Приходилось ли Вам из карьерных (или каких-то других) соображений исполнять откровенно партийно-пропагандистский репертуар? Говорят, Вы пели в какой-то опере чуть ли не с названием "Ленин и печник". Ну или что-то в этом роде...
Л. Лещенко: Видимо, речь идет о другом. Это была моя первая или вторая работа на радио. Мне предложили роль в оратории Щедрина "Ленин в сердце народном".
Встречались мы как-то с Щедриным, и он мне: "А помнишь, Лева, нашу работу над ораторией?" Я говорю: "Я помню больше. Я помню свою партию". Он не поверил: "Да ладно, не ври. Двадцать с лишним лет прошло". А я ему спел: "Я бывший батрак, в семнадцатом году бр-о-о-сил работать у ку-ла-ка и вступил в ряды большевистской па-а-арти-и-и..."
Я действительно серьезно в тот момент относился к этой работе. Это давало мне дополнительные возможности. Я постепенно стал петь с симфоническим оркестром, с оркестром радио, с эстрадно-симфоническим оркестром, с джазовым... Я стал практически единственным штатным артистом на Гостелерадио.
И. Н.: А какой был оклад у единственного штатного артиста Гостелерадио?
Л. Лещенко: Зарплата у меня была маленькая (что-то около 200 рублей). Правда, с 1971-го я начал гастролировать. Срывался с радио на недельку, на две. Втихаря. Выполнял, так сказать, норму и ехал халтурить. В итоге до восьмидесятого года я так и "кантовался" на радио.
И. Н.: Надо полагать, что гастроли были гораздо более выгодным бизнесом. Композиторы в то время получали колоссальные деньги. Авторские "капали" не только с пластинок, но и с любого исполнения их песни в захолустном "кабаке". А как обстояли дела у исполнителей?
Л. Лещенко: Мы ничего не получали ни за пластинки, ни за исполнения. Мы жили только с концертов. Ставка была тогда стабильной — 47 рублей за концерт. Но мы пытались взять количеством: по три концерта в день, по четыре...
Я помню, два дня у меня было по четыре сольных концерта в день... А сегодня один с трудом допеваю.
Начинал в двенадцать часов, потом в три, в шесть и в девять... С полудня до полуночи я стоял на сцене. Причем, стоял один. Тогда не было "сборных" концертов, как сейчас. Это теперь просят "пятерку-трешку баксов" за две песни под фонограмму. Позорище!
Тогда, как и во всем, существовал план. В концертно-гастрольных организациях: в Москонцерте, в Росконцерте. Каждый артист имел право работать столько концертов, чтобы сумма заработанных денег не превышала суммы двух окладов на ставке. Ставка была на радио. Больше двух окладов зарабатывать не давали. Но мы ухитрялись еще работать "из фондов".
То есть, я нанимался параллельно работать в какую-нибудь филармонию и работал сверх плана за чистые деньги. Однажды с Юрием Васильевичем Силантьевым и его оркестром мы сделали за 35 дней 86 концертов. Я зарабатывал тогда по полторы-две тысячи рублей в месяц.
И. Н.: Вы — лауреат Всесоюзного конкурса артистов эстрады, лауреат "Золотого Орфея", "Сопота". С подозрительной очередностью лауреатами зарубежных конкурсов становились тогда представители СССР, Болгарии, Польши. Видимо, вопрос об очередном победителе решался не на уровне жюри, а "где-то повыше"?
Л. Лещенко: И так, и не совсем так. В 71-м году я готовил "Балладу о красках". Неизвестно, то ли Оскар Фельцман испугался, то ли поляки... В общем, я готовился к Сопоту, а в последний момент попросили прислать от Советского Союза девушку. Меня вызвали в Министерство и я никуда не поехал. На следующий год поляки "повинились", и я лауреатом стал. Но и песня была отличная — "За себя и за того парня". Я ее три раза "бисировал". А зрителя не обманешь.
А болгары ("Золотой Орфей") меня обидели. Дали третью премию, хотя по сумме баллов я был второй. Странно тогда распределяли места: этому дать? — дать; этому дать? — дать; этому дать? — нет... уже давали.
И. Н.: Все-таки Ваша карьера была настолько безоблачна в тот период, что это вызывало, да и сейчас, наверное, продолжает вызывать некоторые сомнения. Вам лично симпатизировали вожди? Были у Вас встречи с лидерами страны?
Л. Лещенко: Были, были. Но не было непосредственных. В лучшем случае я сидел с ними за одним столом. С Ельциным я много раз встречался. Но я не люблю говорить на эту тему. Потому что однажды на вопрос корреспондента: "С кем из современных лидеров вы встречались?" я ответил: "С Сергеем Александровичем Филатовым обедал как-то". А вышла статья с заголовком: "Он обедал с Брежневым, его кормил Филатов".
И. Н.: С началом перестройки Вы пришлись как-то не ко двору — и на радио, и на телевидении...
Л. Лещенко: Перестройка была тем периодом, когда люди стали зарабатывать себе publicity на том, что они боролись якобы с рутиной, с анахронизмами всякими... Легче всего делать карьеру за счет других...
И. Н.: Говорят, что в период повальной кооператорской деятельности Вы привозили из-за границы какие-то вещи на продажу. Для артистов и спортсменов существовали таможенные льготы?
Л. Лещенко: Как-то надо было жить. Что-то привозили. Что-то продавали. Никаких льгот не было. Просто, наверное, существовал негласный договор — артистов не проверять.
За всю мою жизнь мой чемодан открыли единственный раз, когда мы с Винокуром летели из Японии. У нас в группе ехали два КГБэшника, молодые ребята, которые ходили за нами по пятам, а на таможне доложили: "Они что-то везут". Ну что мы тогда могли привезти на какие-то 70 долларов?
И. Н.: У Вас обширные связи в самых высоких кругах. Приходилось ли Вам пользоваться этими связями?
Л. Лещенко: Только один раз. Когда меня стала "доставать" союзная прокуратура по поводу каких-то вымышленных "левых" концертов. "Левыми" назывались концерты, когда гонорары платили наличными. Меня, Винокура, Соню Ротару, Аллу Пугачеву — всех таскали в прокуратуру. Это был "андроповский" период. Видимо, кто-то сказал: "Фас! Надо прижать артистов".
Тогда я позвонил помощнику генпрокурора и от нас отстали. Это был единственный раз.
Я как в анекдоте... Когда грузин сидит в купе напротив девушки и долго на нее смотрит. Девушка смущается и говорит: "Может, вам что-нибудь нужно?" Грузин отвечает: "Для меня просить — хуже нэт!"... Так же и для меня: "Просить — хуже нет".
Мне никогда ничего государство не давало. Все мои три квартиры — кооперативные. Я все покупал на свои деньги.
И. Н. Оглядываясь на прошлые годы, Вы о чем-то жалеете? Какие мечты сбылись, какие нет?
Л. Лещенко: Иногда мне в голову закрадывается шальная мысль, почему я не родился каким-нибудь наследным принцем Монако... Родился — и у тебя сразу все есть. И замок, и остров, и вилла, и яхта.