А вы ожидали чего-нибудь другого?
Издательство "Новости" снабдило воспоминания Людмилы Зыкиной душераздирающей аннотацией: "Эта книга будет интересна не только многочисленным почитателям таланта великой певицы, любителям отечественного и зарубежного искусства, истории родной страны, но и самому широкому читателю". Этому самому читателю, глухому к родной истории, ненавидящему искусство и не почитающему зыкинский талант, книга как раз не понравится. Он просто не сможет составить о ней единое впечатление. Книга покажется ему то слишком наивной, то слишком хитрой, то безыскусной, то не в меру искусственной. Душевно наговоренные страницы будут стоять рядом с суконно написанными. Собственные наблюдения и анекдоты будут соседствовать с заемными мнениями.
Всего по чуть-чуть: воспоминания детства, рассказы о посещенных капиталистических и социалистических странах, немного личного, немного общественного, очерки о знаменитых друзьях. С теплой и душевной интонацией, но безо всякого доверия к читателю. Она может быть безапелляционна: "Сегодняшнее бескультурье, цинизм и наглость дилетантов от музыки, танцующих с татуированными задами на могилах классиков, приводят меня в состояние, близкое к шоковому". Про робкое новаторство северного модерна она пишет: "Воспитанная на произведениях искусства другого характера, я, к сожалению, не нашла в его (Эдварда Мунка.— Ъ) творениях того, что согревает сердце и душу",— она не стесняется, и это вполне симпатично. Может говорить о чудесных нравах Северной Кореи и душевном благородстве Ким Ир Сена. Защищает советскую культуру и советское руководство культурой и лично знаменитую культурную министершу Екатерину Андреевну Фурцеву, но порицает Хрущева за "пидарасов". Дает отпор заокеанским провокаторам, но жалуется, что наши функционеры держали артистов впроголодь, присваивая их гонорары. Ее ведет либо женская логика, либо неженское стремление сбалансировать оценки.
Воспоминания никому не известных людей неинтересны современникам, но с веками только набирают вкус. Скандальные воспоминания знаменитостей живут один сезон. Книга Зыкиной — третий случай, мемуары ради мемуаров, нечто вроде расширенного творческого отчета. Так долго поклонники пытались проникнуть в ее жизнь, что настало время раскрывать карты, пока они хоть кому-то интересны. Но нет в судьбе главной русской певицы страшных тайн (если есть, в книге не прочтешь), не была она причастна к скандалам века. Зато тот, кто внимательно выслушает Зыкину, произносящую свои слова, а не слова поэтов-песенников, сделает любопытное заключение.
Мир Зыкиной исчерпывается песнями Зыкиной. Тем она и интересна широкому читателю.
АЛЕКСЕЙ Ъ-ТАРХАНОВ