Журнал "Иностранная литература" предъявил читателю орла и решку европейской словесности
В январском номере присутствуют только произведения, отмеченные европейскими литературными премиями разных лет: ирландская и люксембургская поэзия, немецкая публицистика, нидерландская проза. Два романа опубликованы целиком: "Море-океан" итальянца Алессандро Баррикко (премия "Виареджо" 1993 года, перевод Геннадия Киселева) и "Последние распоряжения" Грэма Свифта (британский "Букер"-96, перевод Владимира Бабкова). Тексты полярно противоположные. И потому характерные. Кстати, и вся журнальная книжка озаглавлена "Гамбургский счет".
Сюжеты обеих вещей имеют отношение к морю, лижущему европейские побережья. Первая из них в предисловии переводчика объявлена несравненным шедевром, первым, что появился в Италии после безвременной смерти Кальвино.
Роман Баррикко, ажурный, бесплотный, худосочный, повествует о трепетных, тщедушных людях, всяк по своей надобности собравшихся в морском курортном отеле и всяк по-своему умирающих на этих песчаных берегах. Океан тут, очевидно, аллегория тяги к смерти, жажды гибели, и единственное любимое всеми существо названо прекрасным именем Элизевин. Только ради Элизевин они готовы пожить еще полмесяца. Но через полмесяца и сама Элизевин непременно умрет. Фарфоровые диалоги, придыхания, слащавые, мнимо-изысканные метафоры.
Цементно сбитый роман Грэма Свифта — потрясающий контраст. Автор не может позволить себе сантиментов и нюнь. Сюжет "Последних распоряжений" монолитен и жесток. Следуя завещанию своего друга, мясника Джека, четверо обитателей лондонского рабочего пригорода направляются к морю, чтоб развеять прах Джека на побережье. "Распоряжения" — по сути, перифраз повести Фолкнера "Когда я умирала": душа мертвеца принимает, обволакивает собой души похоронщиков. "Джек Артур Доддс, спасите наши души, и прах, который я нес у своей груди, который был Джеком, еще совсем недавно одним из нас, уносит ветер, подхватывает и уносит, и прах становится ветром и ветер становится Джеком, из которого сделаны все мы". Почти стальная конструкция, максимальная затрудненность стиля (чередование внутренних монологов на кокни). Твердая уверенность в эрудиции читателя, который непременно распутает все недоговоренности и распознает все аллюзии.
Фабульные параллели (побережье, смерть) только подчеркивают вопиющее различие повествовательных манер. Различие, резко обозначающее рельеф нынешней европейской романистики. Вот ее низшая точка, абсолютный нуль (Баррикко). И вот — пик, верхний экстремум (Свифт). То, что первый автор — итальянец, а второй — англичанин, закономерно.
Ведь итальянская словесность, при всем энтузиазме тамошней окололитературной публики (80 процентов национальной аудитории сочиняют стихи или рассказы, но в основном стихи), давно и на обе ноги хромает. Хромала и в эпоху пресловутого Кальвино, и в 30-е, когда сочинял неузнанный гений Дино Буццати. Литературный мир Италии вот уже лет пятьдесят иллюзорен: лирические повести вместо полноценных эпопей, жизнеподобные кирпичи вместо прорывов в эстетически незнаемое. Как и во Франции, романом тут называется тоненькая недетективная книга для чтения в поезде; бесчисленные, словно цацки в лавке игрушек, литературные премии обслуживают именно эту продукцию.
В Британии большинство романов также невелико по объему, однако каждая сотня страниц этой прозы потянет на пятьсот. В поезде подобное не полистаешь. Россыпь блестящих имен, нервные, пристрастные отношения с собственной историей, отточенное совершенство разнообразных манер. Подавляющее превосходство английской словесности над прочими национальными (здесь так и хочется сказать: провинциальными) словесностями Европы напоминает давнее политическое величие Британии — владычицы морей. Ее расцвет — феномен столь же неоспоримый, сколь и чудесный.
Кажется, что "Море-океан" и "Последние распоряжения" написаны не на двух берегах одной части света, но на разных планетах. И с точки зрения литературы это действительно так.
БОРИС Ъ-КУЗЬМИНСКИЙ
Иностранная литература. 1998. # 1