Премьера у Покровского

Борис Покровский попытался оседлать машину времени

       В конце прошлой недели Музыкальный театр имени К. С. Станиславского и В. И. Немировича-Данченко предложил очередную премьеру. Опера Жюля Массне "Таис" шла в постановке давних отказников Большого театра — Бориса Покровского и Валерия Левенталя. Как полагается, зал был полон, а в антрактах шел активный обмен мнениями, среди которых не оказалось ни одного восторженного.
       
       За час до премьеры на пресс-конференции Борис Покровский настраивал журналистов на то, что новым спектаклем он порывает с новаторством, что воспоминания о дореволюционной опере Зимина, куда он ходил с мамой и папой, повлекли его к забытому нашей сценой академизму. "Живые картины", мертвые позы, красивая музыка, испепеляющие аффекты, величественная статика декораций. Зрителю предлагалось наконец-то прийти в театр и успокоиться, насладившись красивыми условностями "прежней" оперы.
       Ко всему этому "Таис" Массне действительно располагала. В сюжете, заимствованном у Анатоля Франса, речь идет о египетской куртизанке Таис, которую монах-аскет Атанаэль всеми правдами обращает на путь истины. Но, едва дойдя до монастыря, Таис умирает, после чего монах-пустынник внезапно понимает, что его влечение к Таис по сути земное и грешное. Эпоха раннего христианства предстает в оппозициях: египетский пустынник против александрийского сибарита, монах против куртизанки, ортодоксальная истина против античного всеприятия.
       Первая же сцена спектакля, открывшая взору тринадцать мужских задов (отшельники во власяницах совершали молебен), сильно поколебала надежды на встречу с остепенившимся режиссером. Покровский сделал "Таис" как Покровский. С партитурой он совершил ряд превращений, самое ошибочное из которых — перевод либретто на русский язык. Загадка французского слога моментально растворилась в бытовой внятности фраз — "скоро она (Таис.— Е. Ч.) придет из театра, у нее там спектакль" и т. п. Вынужденный отказ от семи номеров балетного дивертисмента в первом акте (танцевальная труппа театра живет отдельно и не обслуживает оперные спектакли) повлек сильный перекос во втором действии, где ни к селу ни к городу всплыл эпизод с толстой (опять же с играющим задом) птичкой в золотой клетке.
       Типичная стратегия режиссера — воодушевить действие сиюминутными находками — разломала лирико-драматический фундамент этой оперы. Опровергая серьезность собственных намерений, Покровский предпочитал вызвать у зрителя сконструированным аффектом — улыбку, застывшей позой — неловкость, минутным видением Ботичелли (репродукция на простыне) — испуг перед рецидивом маечной живописи.
       В подобном контексте успехи певцов были предопределены. Роль Атанаэля (Поликанин) не содержала лазеек для вышучивания и потому оказалась почти неуязвимой и по актерскому рисунку, и по вокальному качеству. Зато Таис в исполнении Ольги Гуряковой дала поводы к упрекам. Чересчур послушная к предписаниям Покровского, молодая певица перечеркнула утрированными позами утонченность своих собственных данных. Кошачья пластика голоса могла бы пленять в ней не меньше, чем актерская грация, но Гурякова предпочла быть вульгарной и резкой, а голос заставила покорить зал силой, а не гибкими перепадами.
       Оркестр под руководством Владимира Зивы с самого начала звучал анемично и был едва слышен в шестом ряду партера. О красотах дышащей и изысканной партитуры Массне не могло быть и речи. Отчасти в потере оркестровых пластов, возникающих между вокалом и инструментальными тембрами, был повинен кондовый перевод. В более значительной степени — дирижер Владимир Зива, мобилизовавший музыкантов на дежурное аккомпаниаторство. В шлягерном Интермеццо солирующая скрипка умудрилась разойтись с оркестром, после чего повторение ее мелодии в третьем акте всего лишь свербило слух, окончательно увядший после прощальной фразы Таис, усиленной микрофоном.
       В заключение скажем, что роскошествами александрийских сцен с мраморными бюстами богов и императоров, античными портиками и колоннами, ожившей композицией "Последнего дня Помпеи" художник Валерий Левенталь вслед за режиссером недвусмысленно дал понять, что тоска по академизму — понятие не эфемерное и отнюдь не возрастное. Внешне "Таис" представила нам все атрибуты готовности второй оперной сцены Москвы к реанимации дореволюционного стиля. Жаль, что декларировать такие намерения оказалось проще, чем осуществить.
       
       ЕЛЕНА Ъ-ЧЕРЕМНЫХ
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...