У Василия Шукшина есть рассказ "Срезал" — о деревенском интеллектуале-импровизаторе. Мужичок этот умел каким-то особенным своим разговором поставить на место — срезать — любого заезжего умника. Стоило в деревне появиться какому-нибудь городскому интеллигенту, как тут же местные вели к нему Глеба Капустина: "...так ведут опытного кулачного бойца, когда становится известно, что на враждебной улице объявился некий новый ухарь".
И вот они приходят в дом, куда приехал на побывку сын, кандидат наук. Закусывают, ведут незначащий разговор. Затем Глеб, отставив тарелку, издалека начинает свой маневр. Выяснив, что кандидат служит на филфаке, и посчитав, что речь идет о философии, он спрашивает как бы между прочим: "Ну и как насчет первичности?"
Завершившиеся на этой неделе давосские гастроли российской политической и деловой элиты несколько напоминали визит Глеба Капустина к кандидату наук. В роли селян выступали российские средства массовой информации. Легкий вздох разочарования сорвался было с уст рапортующих, снимающих и комментирующих: как же так? Наши там никого не срезали? И ничего особенного не случилось? Но грянул субботний обед — впоследствии именуемый в одних газетах ленчем, а в других, напротив, ланчем,— и разочарование сняло как рукой.
Сошлись, сшиблись крепко два титана, два финансиста, персонажи драйзеровского калибра: Джордж и Борис. И сшиблись как раз за капустинским спором о первичности.
Начал неугомонный Джордж. О том, что именно он сказал, существуют (как и в случае с lunch`ем) два мнения: одни утверждают, что robber capitalism, другие — robber barons.
Разница? Есть разница. "Я против свободного доступа иностранных инвестиций в стратегические отрасли" — так было сказано по-русски. Ленч? "Я против стратегических инвестиций в ключевые отрасли" — а вот так это звучит в обратном переводе. Ланч!
Глеб Капустин ставил вопрос следующим образом:
"Натурфилософия, допустим, определяет это дело так, а стратегическая философия — совершенно иначе...
— Да нет такой философии — стратегической.
— Но есть диалектика природы".
Для того чтоб сходство сделать полным, надо заменить слово "философия" на слово "инвестиции".
Глеб Капустин: "В качестве одного из элементов природы недавно обнаружена невесомость. Поэтому я и спрашиваю: не наблюдается растерянности среди философов? Второй вопрос: как вы лично относитесь к проблеме шаманизма в отдельных районах Севера?"
Борис Березовский: "Я ему прямо сказал: да, есть проблемы у иностранных инвесторов".
Джордж Сорос: "Коль скоро Березовский перешел на личности, скажу: риск — это он".
Тут уж не Шукшин, тут время переходить к классику в тяжелом весе, к Достоевскому. Не деревенского чудика вспоминать, а следователя Порфирия Петровича: "Вы и убили-с".
Есть порода финансовых тузов, в них просыпаются поэты начиная с того момента, как капитал под их контролем превысит некоторый пороговый рубеж. Скопился миллиард — жди музу. Муза, надо заметить, частенько оказывается романтически-гражданственного направления. И начинает в магнате, как говаривал означенный Порфирий, бушевать Шиллер.
О чем был спор давосских корифеев? Один — несколько, по-видимому, проспав некоторые возможности — возвестил миру правду наконец. Правда заключалась в том, что нечестно, если кто-то другой что-то купил дешево, а продать может дорого. Это и есть robbery. И вообще, в чем это там его белые ризы?
Другой начал оправдываться отчего-то: да вы ж сами брать не хотели, я предлагал. "Должен заметить, что на следующую неделю после президентских выборов появились предложения, в десяток раз превосходящие ту цену, которую мы заплатили в тот момент за компанию". А ризы, знаете ли... Этими ризами как раз за отдельными трусоватыми инвесторами лужи подтирали.
Шиллер бушевал в каждом из них по-своему. За "компанию", какова б она ни была, было заплачено сто миллионов долларов. Через неделю некто давал миллиард. И был отвергнут! Неизъяснимое благородство. Но могло ли быть иначе? Речь шла о судьбах России. Тут уж плевать на любые миллиарды. А он еще говорит: "грабительский"...
Романтик Сорос обратился к категориям "стратегической философии": как же это вышло, что вместо открытого общества выстроилось тут черт знает что?
Романтик Березовский обиделся за державу: "У нас — лучшие мозги, жизнь бурлит, ресурсы огромные. А жизнь бедная".
И говорили-то вроде обо одном и том же, но вот вышло как у шукшинских эрудитов.
— Готовы ли мы, чтобы понять друг друга?
— Вы кого спрашиваете?
— Вас, мыслителей...
— А вы готовы?
— Мы не мыслители, у нас зарплата не та.
МИХАИЛ Ъ-НОВИКОВ