Московские гастроли Мариинского театра
"Дон Кихот", пожалуй, единственный спектакль в истории балета, рожденный в Москве и лишь затем перенесенный на сцену Мариинского театра. Понятно, что этот балет — особая гордость москвичей, и его петербургскую версию столичная публика изучала с особым пристрастием.
В 1900 году в Большом театре балет "Дон Кихот" поставил петербуржец Александр Горский, с этого момента ставший главой московского балета. И, как все неофиты,— большим москвичом, чем сами москвичи. Плененный Художественным Общедоступным театром, он попытался внедрить "правду жизни" в самый отвлеченный вид искусства — классический балет. В "Дон Кихоте" эта противоестественная связь оказалась органичной и долговечной.
Лучшее в петербургском спектакле — сохранившиеся декорации Константина Коровина и Александра Головина. Дрожащие в знойном мареве розовые дома Барселоны; злобная луна над скелетами мельниц; неожиданно натуральный, пятнисто-солнечный сентябрьский лес в сновидениях Дон Кихота, украшенный живыми (артистки балета) статуями античных богинь; дворик таверны, такой уютный, что хочется засесть в нем на вечерок; сизый сумрак вздымающегося в гору роскошного сада с карнавальными фонариками — здесь празднуют свадьбу веселые герои балета. После нищеты последних московских постановок "Дон Кихота" это великолепие настраивает на праздник еще до начала всяческих танцев. (Увы, с костюмами дела обстоят не столь лучезарно. Особенно странна цветовая гамма пачек дриад и классических солисток четвертого акта, позаимствовавшая бледный анилин у кладбищенских венков.)
Лучшее в петербургском спектакле — Китри и Базиль, Диана Вишнева и Фарух Рузиматов. Пикировки, капризы, примирения, приключения сценических любовников делают четырехактную громадину живой и динамичной, а заезженный сюжет прошивают импровизационной неожиданностью. Диана, с ее озорством, любовью к риску, желанием очаровывать и отчаянной бесшабашностью, конечно, самая московская из всех петербургских балерин. Ее Китри покорила столицу еще в феврале прошлого года, когда первая из "Божественных" (лауреаток балетной премии) танцевала свой бенефис на сцене Большого.
Великолепна Вишнева в первом акте: вихрь вариации с кастаньетами, победительные выстрелы прыжковых pas de basque, радостная легкость адажио, когда ноги взлетают выше головы просто от избытка ликующих сил. Впрочем, и в роли благонравной Дульсинеи шарм балерины не иссяк: кокетливые rond de jambe пальцевой диагонали способны вскружить голову не только балетоманам. Финальное же pas de deux, несмотря на пикантность вариации с веером и двойные fouette, все-таки не стало кульминацией балеринской партии.
Фарух Рузиматов, по обыкновению, нервичен и страстен. Пожалуй, в этот раз скорее нервичен — отчего иногда срывал пируэты и отнюдь не собирался скрывать свою досаду.
"Дон Кихот" частенько называют дивертисментом — обилие выигрышных партий иногда позволяет солистам затмить премьеров. В спектакле петербуржцев этого едва не произошло: безразмерный шаг Повелительницы Дриад Светланы Захаровой обеспечил двадцатилетней балерине оглушительный успех. Чрезвычайно привлекателен Цыган Николая Зубковского, наследника известной артистической династии. Его необузданность, жестко ограненная пластической точностью, реанимировала архаичную постановку "Цыганского танца" Нины Анисимовой, полную сусальных штампов старобалетной цыганщины. Ислом Баймурадов в роли тореодора Эспады позволил перенестись в 50-е — годы расцвета характерного танца. Пафос исполнения, несколько забавный по сегодняшним меркам, был компенсирован неподдельной искренностью артиста, аффектированность — чеканностью поз и жестов, внешность и повадки романтического сердцееда — мастерским владением мулетой.
В "Дон Кихоте" был реабилитирован петербургский характерный танец, скомпрометированный накануне "Лебединым озером". Тем досаднее неудача с партией Мерседес, голубой мечтой всех характерных танцовщиц, своеобразной Кармен балетного репертуара. Александра Иосифиди, статная девушка с хорошей фигурой и "испанской" внешностью, плела ногами невообразимые кренделя, припрыгивала и прискакивала, как расшалившаяся школьница, а под конец танца была сметена с центра сцены какими-то дикими батманами, заменившими renverse, поставленные Горским.
И вообще хореография Горского, которую москвичи лелеяли до недавних пор (пока разрушения, причиненные редакцией Григоровича, не исказили спектакль), в петербурской версии претерпела странные трансформации. Рисунок танцев дриад из картины "Сон", у Горского принципиально противопоставленный геометрии Петипа,— сплетающийся в прихотливые аллеи, ветвисто изгибающийся, — здесь оказался расчерчен шеренгами и линиями, вызвав ассоциации со строевыми учениями на Марсовом поле. И уж совсем неоправданным кажется исчезновение финального grand pas с его стройной цельной конструкцией, замененного невразумительным чередованием сольных проходных комбинаций, подозрительно смахивающих на ошметки славной "Пахиты".
Начавшийся "за здравие" "Дон Кихот", вопреки сюжету, не окончился всеобщим ликованием. Праздник рассыпался от акта к акту, и лишь верная любовь москвичей к Диане позволила спектаклю завершиться овацией.
ТАТЬЯНА Ъ-КУЗНЕЦОВА