Сегодня исполняется 80 лет со дня его рождения
Ни в одной стране мира, включая Германию, лауреат Нобелевской премии 1972 года Генрих Белль не пользовался такой любовью, как в России. "Долина грохочущих копыт" и "Бильярд в половине десятого", "Хлеб ранних лет" и "Женщины на берегу Рейна" — все это исправно переводилось на русский. До 1974 года — и после 1985-го.
В июне 1973 года "Новый мир" завершил публикацию "Группового портрета с дамой". Проглотив этот роман как всегда за два-три присеста, интеллектуалы СССР стали дожидаться следующего. Ждать пришлось долго. Ибо 13 февраля 1974-го Белль совершил непоправимую ошибку. Встретил в аэропорту высланного Солженицына. Пригласил домой.
Это было последней каплей, хотя правозащитной деятельностью Белль занимался и раньше. В частности, вступался за Бродского, Синявского, Даниэля, возмущался русскими танками на улицах Праги. У него вообще был социально взрывной темперамент. В конце шестидесятых он изо всех сил нажал на больной для Германии нерв "красных бригад", призывая нетерпимых буржуа к милосердию. В 1976-м демонстративно порвал с католической церковью, замаравшейся в борьбе за светское превосходство. Печатал статьи, произносил речи, запальчиво спорил с оппонентами.
Запальчиво, как ребенок. Беспристрастный читатель беллевской публицистики явственно слышит интонацию кристальной ребячьей обиды, трепет свежесодранного мальчишеского комплекса, который комментаторы впоследствии пытались затушевать. "...Смутное чувство вины солдата, призванного в конце войны, хоть и ненадолго, фашистским вермахтом",— писал Владимир Лакшин в 1985-м (курсив мой.— Б. К.). "Я был солдатом с 1939 до 1945 года... Я был солдатом гитлеровской армии и с этой армией был в вашей стране, в Киеве, в Одессе",— исповедовался Белль перед советской аудиторией в 1962-м.
Он казался воплощением чаяний нашей официозной критики, клеившей каждому "прогрессивному" литератору мира русскую традицию. Мы ненавидим тех, кому причинили ущерб, вольный или невольный. Белль — любил. Уповал на перспективы социализма, очищенного от Сталина, на возрождение соцреализма, по его мнению, "осовремененного" Солженицыным. Автор "Архипелага" — постоянный персонаж выступлений Белля, строптивый товарищ, близнец-соперник. "Великий писатель... в котором легко угадать математика... ибо он наделен даром планировать и выражать в виде формул сложнейшие процессы, включать в эти формулы не поддающиеся расчету величины, вероятности и невероятности".
Впрочем, крупнейший литератор Западной Германии говорит здесь, скорее, не о Солженицыне, а о самом себе. Стены его кабинета увешаны графиками, где вьются, пересекаясь, разноцветные синусоиды и параболы — судьбы романных героев. Нет, над Беллем, как и над всей новейшей германоязычной литературой, тяготела отнюдь не русская традиция — куда там,— а отечественная инерция. Наследие немецкого экспрессионизма начала века.
Термин "экспрессионизм" происходит вовсе не от слова "экспрессия". Ex-pression — выдавливание. Лабораторное выделение предмета из контекста. Этим приемом, точно сговорившись, пользовались и Белль, и Анна Зегерс, и Макс Фриш, и Гюнтер Грасс, и Петер Хандке, и даже уютнейший Фридрих Дюрренматт. Их увлекательная, изощренная проза неизлечимо механистична, суха с изнанки, скрытно назидательна. Трудно понять, почему в 60-е Белля в СССР приняли с тем же энтузиазмом, что и Сэлинджера.
Лучший же роман Белля за раннеперестроечной суматохой у нас мало кто раскрывал. Он называется "Под конвоем заботы". Неистребимый германский схематизм в нем оправдан тем, что сюжет книги почти детективный: теракты, полицейские облавы, начиненный взрывчаткой велосипед. Но главное — центральный персонаж Фриц Тольм, миниатюрный старичок, безвольный и кроткий, которому ничего от жизни не надо, кроме "детских ладоней и истории искусств". Он стал газетным магнатом и непомерно разбогател просто потому, что течение выталкивало его вверх, а он не умел противиться, отказывать и боялся просчитывать будущее. Это молодые убийцы в романе только тем и заняты, что "считают, считают, считают". А Тольм — величина, не поддающаяся расчету, вероятность и невероятность одновременно, совершенно живой, трехмерный человек, невесть каким образом вписавшийся в плоскость книжных страниц.
"Социализм победит, какой-нибудь социализм победит обязательно",— произносит Тольм. В эту фанфарную фразу вложен предельный трагизм: в финале внук, запрограммированный леваками-террористами, поджигает дедов дом.
Почти такой же трагизм заложен в сопоставлении двух дат. Впервые после долгого перерыва Генриха Белля напечатали в СССР 3 июля 1985 года. 15 июля он скончался.
БОРИС Ъ-КУЗЬМИНСКИЙ