В Петербурге завершился девятый международный фестиваль новой музыки "Звуковые пути". Девятым он стал непосредственно после четвертого, приплюсовав к своей нумерации собственные семинары, числом также четыре. Одним прыжком приблизившись к юбилейной дате, нынешний фестиваль дал повод потренироваться в подведении итогов — впрочем, не окончательных.
Фестивалю, который организуется исключительно Александром Радвиловичем, совмещающим также роли автора и исполнителя, удается не сойти со своих путей, удерживаясь в собственной нише на фестивальной сцене Петербурга. Этому, безусловно, способствует постоянство: камерного жанра (что по финансовым причинам неизбежно), списка имен исполнителей (что отрадно) и определенного ядра авторов (что не обязательно, но естественно). К постоянным чертам, правда, относится и отсутствие выраженной концепции (что весьма уязвимо). Принцип составления программы не декларируется и не обнаруживается: предполагается, что истинный слушатель фестиваля сумеет выделить новое имя среди сорока с лишним композиторов преимущественно второй половины и конца века, представленных одним, редко двумя камерными сочинениями, и добавить очередной опус в копилку впечатлений об известном авторе.
Зато фестиваль не одержим страстью к размаху и помпе, не заигрывает с большими залами и театрами и не включает в свою афишу не принадлежащих ему мероприятий. Постоянные посетители концертов современной музыки в эти дни не вылезают из Дома композиторов, вечера в котором обладают известной чистотой стиля и свойством поддерживать дух экспериментирования, следуя знаменитому выражению Кейджа happy new ears. Два года назад здесь вертели волчки и щелкали фотоаппараты в композиции Маноса Цангариса для двух исполнителей, стола, барабанных палочек, ламп и прочей утвари, а в опусе Маурисио Кагеля звенели велосипедный звонок и жестяное ведро и ныл шарик йо-йо. В этом году ударник ансамбля Musica temporale, задумчиво и торжественно исполняя "Импровизацию" Джона Кейджа, пускал над своим барабаном мыльные пузыри и струйку из водяного пистолета, а Вильгельм Брук то колдовал над своей гитарой в Ko-tha (Трех танцах Шивы) Джачинто Челси, то с детским интересом исследовал этот деревянный ящик с дыркой и железными веревками,— и все это было чрезвычайно увлекательно с музыкальной точки зрения.
На своих путях фестиваль не обошел и кино, включив в программу фильм Довженко "Земля" 1930 года, к которому по заказу немецких кинематографистов Александр Попов написал то, что он называет киносимфонией,— взгляд на музыку первой трети века из его конца, портрет русского музыкального авангарда и всего остального, что резонировало этому грандиозному творению кинематографа.
Фестиваль собрал достойную исполнительскую коллекцию. Немецкая певица Сигуне фон Остен, взявшая шефство над питерской публикой и уже привозившая сюда Шенберга, Мессиана, Ноно и Хиндемита, теперь появилась с Хенце и Ржевским, а также с новым ансамблем Musica temporale. Вместе они исполнили два социально-политических опуса: "Короля Гарлема" Хенце на стихи Гарсиа Лорки (и потому с ощутимым приветом Джорджу Краму, который, как известно, сочиняет почти исключительно на стихи Лорки) и Coming together Фредерика Ржевского, в котором текст письма заключенного одной из американских тюрем вращался по увеличивающемуся кругу, как арестант в камере, пока ансамбль наворачивал другие — большие и малые — обороты. Освоился на фестивале австралиец и швейцарец в одном лице Питер Уотерс, второй год угощающий публику этюдами Лигети с приправой из Нанкарроу и австралийской музыки. Олег Малов, из года в год приобщающий слушательские массы и свой класс к фортепианному Краму (и не только к нему), подготовил (вместе с классом) красивую программу от Лахенмана к Мессиану. Фестивальная исполнительская молодежь, в том числе ансамбль "Звуковые пути", отыграли несколько концертов и упрочили свою закалку в воскресных марафонах, длящихся с трех дня до двенадцати ночи.
Кульминацией фестиваля было прибытие Джорджа Крама и исполнение его музыки Orchestra 2001. На заключительном концерте Малый зал филармонии был полон слушателей — и восторгов. В "Музыке летнего вечера" ("Макрокосмос III") Маркантонио Барони и Джеймс Фриман исполняли роли пианистов и перкуссионистов, поскольку каждый рояль служил ударной установкой с широким выбором тембров. Фриман к тому же пел. В "Древних голосах детей" солисты-певцы впевали звук в деку рояля, а инструменталисты отвечали стройным хором. Как всегда у Крама, все сосуществовало в гармонии: партия сопрано, напоминающая "Ярави" Мессиана, бриттеновский мальчик, поющий из-за сцены простые мелодии истины, цитата из Abschied "Песни о Земле" Малера, звучащая с непривычно ощутимой восточностью. Одним словом (причем завершающим опус, концерт и фестиваль), "Аллилуйя". Если оно подойдет и для следующего фестиваля, слушатель будет не в обиде.
ОЛЬГА Ъ-МАНУЛКИНА, КИРА Ъ-ВЕРНИКОВА