"Пресекая их зловредную деятельность"

55 лет назад, 19 декабря 1956 года, ЦК КПСС направил в парторганизации письмо о мерах против антисоветских и враждебных элементов, положившее конец хрущевской оттепели. Обозреватель "Власти" Евгений Жирнов выяснял, почему идеологическая модернизация, начавшаяся в феврале того же года, оказалась настолько непродолжительной.

"Надо знать меру, не питать врагов"

Впечатление, которое произвело на население страны развенчание Сталина, начатое Хрущевым в феврале 1956 года на XX съезде КПСС, по своей силе могло сравниться разве что с манифестом Александра II об освобождении крестьян. Тогда перестала существовать основа основ государственного устройства империи — крепостное право. А 1956 год разрушил краеугольный камень всей советской системы на протяжении последних десятилетий: идею о том, что страна не может жить без вождя, а вождь велик и непогрешим, по существу, признали ложной, что не могло не вызвать грандиозного брожения умов. На подобную реакцию Хрущев, как за ним водилось, явно не рассчитывал (см. материал "Скоропалительно выдвигаются идеи" во "Власти" N46 за 2011 год). Ведь Хрущев выступал на закрытом заседании съезда, а по поводу обнародования своего доклада, завершая его, сказал:

"Мы должны со всей серьезностью отнестись к вопросу о культе личности. Этот вопрос мы не можем вынести за пределы партии, а тем более в печать. Именно поэтому мы докладываем его на закрытом заседании съезда. Надо знать меру, не питать врагов, не обнажать перед ними наших язв. Я думаю, что делегаты съезда правильно поймут и оценят все эти мероприятия".

Доклад "О культе личности и его последствиях" разослали в партийные организации для ознакомления коммунистов на закрытых от беспартийных партсобраниях. Однако о его содержании вскоре стало известно всей стране, а от руководителей зарубежных компартий — всему миру.

Народ узнал о размахе и полной необоснованности репрессий. А также о том, что "единовластие Сталина привело к особо тяжким последствиям в ходе Великой Отечественной войны". В докладе говорилось и о пагубном влиянии Сталина и его культа на весь управленческий аппарат страны:

"Культ личности способствовал распространению в партийном строительстве и хозяйственной работе порочных методов, порождал грубые нарушения внутрипартийной и советской демократии, голое администрирование, разного рода извращения, замазывание недостатков, лакировку действительности. У нас развелось немало подхалимов, аллилуйщиков, очковтирателей. Нельзя не видеть и того, что в результате многочисленных арестов партийных, советских и хозяйственных работников многие наши кадры стали работать неуверенно, с оглядкой, бояться нового, остерегаться и собственной тени, меньше стали проявлять инициативы в работе. А возьмите решения партийных и советских органов. Они стали составляться по шаблону, зачастую без учета конкретной обстановки".

На Сталина и культ Хрущев возложил ответственность и за экономические проблемы страны вообще и ее сельского хозяйства в частности:

"Практика руководства, сложившаяся в последние годы жизни Сталина, стала серьезным тормозом на пути развития советского общества. Сталин долгими месяцами не рассматривал многие важнейшие и неотложные вопросы жизни партии и страны... Все, кто хоть мало-мальски интересовался положением в стране, видели тяжелое состояние сельского хозяйства, а Сталин этого не замечал. Говорили ли мы об этом Сталину? Да, говорили, но он нас не поддерживал. Почему же так получилось? Потому, что Сталин никуда не выезжал, с рабочими и колхозниками не встречался и не знал действительного положения на местах".

По существу, всем, кого на протяжении десятилетий убеждали в том, что вождь почти божественно непогрешим, вдруг объявили, что бога нет. А те, кто и прежде в отношении Сталина оставался атеистами, из того же доклада поняли, что теперь можно говорить обо всем открыто, ничего не опасаясь. Ведь Хрущев в докладе приводил примеры правильного ведения идеологических дискуссий в 1920-х годах:

"Даже в разгар ожесточенной идейной борьбы против троцкистов, зиновьевцев, бухаринцев и других — к ним не применялись крайние репрессивные меры. Борьба велась на идейной основе".

"Сжег портрет Сталина"

Первая реакция на низвержение божества оказалась соответствующей ситуации и настроению народа. Истинные сталинисты пребывали в смятении и даже, как в Тбилиси 9 марта 1956 года, пытались организовать массовые выступления, которые были подавлены войсками. А их наиболее активные оппоненты принялись за уничтожение символов сталинского культа. 15 апреля 1956 года отдел партийных органов ЦК КПСС докладывал руководству партии:

"Следует отметить, что в первые дни после XX съезда КПСС имело место множество фактов публичного снятия и уничтожения портретов, бюстов и памятников Сталина, доходящих в ряде случаев до открытого хулиганства. Так, секретарь парторганизации Таллинской городской телефонной сети т. Кавелич после ознакомления с докладом Н. С. Хрущева о культе личности, придя домой, сжег "Краткий курс истории партии", книгу Сталина "О Великой Отечественной войне" и портрет Сталина, находившийся в квартире. В г. Бресте 29 марта ударом молота была испорчена лицевая часть бюста Сталина, установленного в ограде областной библиотеки. В парке пионеров г. Петрозаводска 17 марта было облито дегтем лицо на памятнике Сталину. Такие же факты имели место в Сталинабаде и ряде других городов. Иногда поводы к такого рода недостойным действиям дают и сами партийные органы. Например, Лиепайский горком партии Латвии вместо организации работы по разъяснению существа вопроса о культе личности начал убирать портреты Сталина. По указанию первого секретаря этого горкома т. Пинксиса портреты Сталина сначала были убраны в горкоме. По примеру горкома их сняли и в горсовете, а вслед за ними на заводе "Красный металлург". Узнав об этом, руководители Лиепайского машиностроительного завода так же спешно сняли и упаковали в ящик большой бюст Сталина, длительное время стоявший при входе на завод. И это делалось в то время, когда большинство коммунистов городской партийной организации не были знакомы с докладом Н. С. Хрущева о культе личности. По приезде в город секретаря ЦК КП Латвии т. Миглиника портреты были вновь повешены, а бюст установлен".

Достаточно скоро борьба с культом перешла из вандальной плоскости в идейную. К примеру, 18 апреля 1956 года отдел науки и высших учебных заведений ЦК КПСС подготовил доклад о собрании в Институте права Академии наук СССР, где говорилось:

"Следует отметить, что выступления отдельных товарищей свидетельствуют о том, что борьба против культа личности понимается некоторыми из них неправильно, как своего рода ревизия всей линии партии и пересмотр коренных принципов партийного и государственного строительства. Так, зав. сектором т. Тадевосян заявил, что только теперь мы получили демократические свободы, что только теперь ученые-юристы в своих работах могут писать правду, а все, что было раньше,— это "лицемерие, вранье и трепачество". Аспирант т. Савицкий высказал мысль, что надо критически относиться ко всему, что нам говорится сверху, кем бы то ни стало, в том числе и Центральным Комитетом партии, чтобы не допускать нового культа — культа коллективного руководства. По его мнению, сейчас речь идет о свержении культа непогрешимости и в этом главное. Научный сотрудник т. Кабатов, не выступавший на собрании, в своих репликах высказал мысль о том, что деятельность Сталина и генеральная линия партии — это одно и то же и что, к примеру, коллективизация сельского хозяйства в стране была проведена неправильно".

Некоторые коммунисты пошли еще дальше и стали критиковать действующую систему управления страной и лиц, находящихся у власти. О партсобрании в Ереванском государственном университете 29-31 марта 1956 года сообщалось:

"Преподаватель, кандидат философских наук т. Бабаханян, член парткома университета, всячески поносил советскую демократию и вообще порядки в Советском Союзе. Он издевательски заявил: "Возьмем, например, выборы, которые мы проводили. Объявлялось так: 99,99% отдали свои голоса большевистскому блоку коммунистов и беспартийных (в зале смех), никогда не было ниже 99,99% (смех в зале), а кто выдвигает кандидатов? Давайте же тут-то будем откровенными. Один человек выдвигает весь состав депутатов. Например, кто выдвигает депутатов республики? Первый секретарь ЦК. Другие могут высказаться, но если первый секретарь не соглашается, то остальные должны промолчать (смех в зале). Список редактируется одним человеком, одобряется им же, после чего посылается в МВД для проверки, затем отправляется в Москву, а затем от нашего имени публикуется в газетах (в зале смех)". Далее он сказал, что в условиях нашей действительности человек может выдвинуться лишь при помощи угодничества начальству. Заведующий кафедрой основ марксизма-ленинизма доцент Мовсесян затронул вопрос о Верховном суде Армении. Он сказал: "Будучи знаком из литературы, какие беззакония творят работники буржуазного фашистского суда, я нахожу, что своими беззаконными делами работники Верховного суда Советской Армении совершают такое, что не совершил даже буржуазный суд"".

А 16 апреля 1956 года отдел партийных органов ЦК КПСС по РСФСР доложил еще о нескольких подобных случаях:

"На партийной конференции завода им. Масленникова в гор. Куйбышеве военный представитель на заводе полковник Макуха выступил против избрания почетного президиума, мотивируя это тем, что конференция является деловым собранием, призванным обсудить работу парткома. Большинство делегатов поддержало его предложение. Далее, выступая в прениях по отчетному докладу парткома, Макуха заявил: "Трудно себе представить, чтобы один человек навязал волю 6 миллионам членов партии. Подобных фактов не знала ни одна революционная партия рабочего класса. Это стало возможным в результате неправильного воспитания членов партии, угодничества, подхалимства и трусости. В партии стали появляться так называемые бесконтрольные коммунисты-начальники, имеющие по несколько квартир, дач, неограниченность в снабжении продуктами и промышленными товарами, забывшие о нуждах трудящихся, оторвавшиеся от партийных масс... Благодаря оторванности ряда партийных и советских руководителей от масс, пренебрежению их интересами стало возможным проявление культа личности в партии... Большое значение в идеологической работе имеет правдивая информация. К сожалению, те цифры, которыми мы пользовались в прошлом году, не удовлетворяли своей объективностью, особенно в сельском хозяйстве"".

А в Институте востоковедения АН СССР и вовсе замахнулись на святое — членов высшего партийного руководства:

"Научный сотрудник института Мордвинов заявил, что доклад тов. Хрущева о культе личности был преподнесен на съезде как второстепенный вопрос и даже не обсуждался. В докладе якобы было слишком много эмоций и личных выпадов. Члены Политбюро несут ответственность за положение, которое сложилось в партии... Они отвечают за расстрелы. Тов. Хрущев проявил трусость. Руководители партии, по его словам, должны были поставить перед съездом вопрос о своей ответственности. Он потребовал обратиться к очередному Пленуму ЦК о необходимости проведения в партии дискуссии по докладу тов. Хрущева. После завершения дискуссии следует созвать внеочередной XXI съезд партии. В заключение он сопоставил выступления тт. Микояна и Молотова на XIX и XX съездах партии и упрекнул их в неискренности. "Нам нечего держаться за т. Маленкова",— заявил он. Аспирант Шаститко вышел на трибуну с речью т. Микояна на XIX съезде и свое выступление начал с обвинения т. Микояна в неискренности. Выборы в наши Советы, сказал он, это фарс. Советы никакой роли не играют и не являются народной организацией, многие депутаты в них вовсе не работают. Верховный Совет ничем существенным не занимается, там нет никаких запросов. Мне не нравится, заявил он, поведение т. Хрущева в некоторых случаях. Когда кто-либо выступает, т. Хрущев часто перебивает его репликами и сбивает. Во время приема японской парламентской делегации т. Хрущев якобы принизил роль т. Булганина как главы правительства, сам отвечая на вопросы членов этой делегации. Он также потребовал созвать внеочередной XXI съезд партии".

Злобных критиканов хотя и не отправляли за решетку, но осуждали на партийных собраниях и исключали из партии, что по тем временам служило довольно суровым наказанием. Но к лету 1956 года появилась новая тенденция. Некоторые коммунисты на собраниях начали требовать серьезного реформирования существующих в стране порядков, а получали за это в самом худшем случае выговоры. 17 июня 1956 года отдел партийных органов ЦК КПСС доложил о нескольких подобных происшествиях, среди которых выделялось следующее:

"На партийном собрании парторганизации школы N36 Ленинского района г. Ташкента директор школы т. Водолазова... поставила вопрос о пересмотре сроков пребывания партийных и государственных деятелей на своих постах. "Почему бы для Председателя Президиума Верховного Совета СССР и Секретаря ЦК КПСС,— сказала она,— не установить пятилетний срок пребывания на своих постах, а также изменить систему выборов в органы Советской власти. Необходимо как можно больше развивать демократию. Наши советские люди за время Советской власти уже достаточно научились разбираться в этих вопросах и сами, без рекомендации райкома, смогут выдвинуть и избрать того или иного товарища, так как трудящиеся, работая на производстве, лучше их знают"".

"Пытаются влиять на отсталую часть советских людей"

К чему приводят подобные идеологические отклонения, советское руководство полностью осознало осенью 1956 года на примере Польши и особенно Венгрии. Там, как докладывали сотрудники советского посольства в Будапеште и резидентур КГБ и ГРУ, все начиналось с обсуждения решений XX съезда КПСС и доклада "О культе личности и его последствиях". Затем все перешло в жесткую критику просоветских порядков в стране, а вслед за тем начались массовые митинги, один из которых, где требовали пересмотра условий советско-венгерского договора, перерос в антисоветское вооруженное восстание.

В ЦК и правительстве к событиям октября-ноября 1956 года в Венгрии отнеслись со всей серьезностью. По всей видимости, каждый из высокопоставленных чиновников представил себе, как его, подобно венгерским коллегам, ловят на улицах города или выволакивают из квартиры и вешают на ближайшем столбе. А потому вопрос "о пресечении имеющих место вылазок антисоветских и враждебных элементов" разбирали в президиуме ЦК КПСС с особой тщательностью. Проект письма партийным организациям рассматривали и дорабатывали несколько раз. К примеру, в одном из вариантов трудящимся решили рассказать об успехах советского народного хозяйства:

"В результате усилий героического рабочего класса, инженеров, техников, служащих наша промышленность успешно выполняет шестой пятилетний план. За десять месяцев текущего года план выпуска валовой продукции выполнен на 102 процента. На большом подъеме находится тяжелая индустрия, являющаяся основой успешного развития всего народного хозяйства. Она дает стране все больше и больше металла, топлива, машин, электроэнергии. В 1956 году будет произведено 49 миллионов тонн стали, или в два с половиной раза больше, чем в 1940 году, добыто около 430 миллионов тонн угля, то есть почти втрое больше, 84 миллиона тонн нефти — в 2,7 раза больше, выработано 192 миллиарда киловатт-часов электроэнергии, то есть в четыре раза больше, чем в 1940 году. Продукция машиностроения и металлообработки возрастет в текущем году на 12 процентов, а по сравнению с 1940 годом — в пять раз. Эти цифры — наглядное свидетельство того, что наша партия уверенно осуществляет задачу, поставленную В. И. Лениным,— догнать и перегнать наиболее развитые капиталистические страны в экономическом отношении".

Однако затем, видимо, решили не злить людей, чей уровень жизни все еще оставлял желать много лучшего, и цифры из письма убрали. О сути дела в более откровенном варианте письма говорилось:

"Усилившаяся за последнее время напряженность в международных отношениях, события в Польше и особенно в Венгрии, активизация вражеской пропаганды вызвали нездоровые настроения среди некоторой части советских людей, главным образом из среды интеллигенции и студенческой молодежи. Эти люди оказались недостаточно стойкими в идейно-политическом отношении, легко поддающимися влиянию буржуазной идеологии. Они потеряли способность здраво оценивать международную и внутреннюю обстановку, начинают метаться из стороны в сторону, нередко становятся рупором империалистической пропаганды, повторяя вслед за "Голосом Америки" и Би-би-си разного рода клеветнические измышления о советском строе. Активизировались у нас и враждебные элементы, которые преднамеренно извращают смысл происходящих событий, возводят клевету на политику Коммунистической партии и Советского государства, стремятся опорочить достижения Советского Союза и стран народной демократии, восхваляют буржуазную демократию, стараются подорвать веру в могущество социалистических государств, нерушимость их братской дружбы. Эти враждебные элементы спекулируют на тех трудностях и недостатках, которые у нас еще имеются и которые партия преодолевает. Они пытаются всячески раздуть и преувеличить ошибки прошлого, вскрытые и устраняемые партией. Пользуясь политической беспечностью и обывательским благодушием некоторых коммунистов и руководителей партийных организаций, эти элементы под прикрытием лозунга критики и самокритики, под флагом борьбы "за демократию", за расширение суверенных прав и самостоятельности союзных республик пытаются кое-где влиять на отсталую часть советских людей, не освободившихся еще от пережитков капитализма, сеять сомнения, распространять различные провокационные слухи. Конечно, носители таких чуждых взглядов составляют ничтожную величину среди миллионов советских людей, беспредельно преданных делу социализма, советскому строю, Коммунистической партии. Однако это не дает нам никаких оснований для беспечности и благодушия".

Затем приводились и конкретные примеры:

"ЦК КПСС известны факты антисоветских и националистических выступлений в ряде высших учебных заведений Москвы, Свердловска, Каунаса, Таллина и некоторых других городов, выступлений, носящих характер восхваления буржуазных "свобод" и порядков, пытающихся разжечь национализм и вражду между советскими народами, подорвать веру в победу коммунизма... На собраниях ряда партийных организаций учебных заведений и научных учреждений Еревана, особенно в университете, имели место гнилые, антипартийные выступления, в которых под флагом осуждения культа личности ставилась под сомнение правильность политики партии и правительства, протаскивались националистические взгляды. Бюро ЦК КП Армении продолжительное время на эти факты не реагировало, а затем, приняв решение о партийном собрании в университете, на этом ограничилось. Никто из секретарей и членов бюро ЦК не пошел на партийное собрание, созванное для обсуждения решения ЦК компартии. Партийное собрание прошло неорганизованно, коммунисты не дали правильной политической оценки антипартийным выступлениям, и собрание, по существу, не согласилось с решением Бюро ЦК КП Армении".

"Очернить советские порядки и кадры наших работников"

Отдельная часть письма посвящалась творческим работникам:

"Центральный Комитет считает необходимым особо отметить, что некоторое оживление нездоровых проявлений и высказываний, отражающих взгляды, чуждые интересам нашего народа, имеет место и среди отдельных политически незрелых и обывательски настроенных писателей и работников искусства. Это чаще всего выражается в попытках отойти от принципов социалистического реализма на позиции безыдейного искусства, в требованиях "освободить" литературу и искусство от партийного и государственного руководства. В противовес ленинскому принципу партийности литературы и искусства в отдельных выступлениях выдвигается требование "свободы творчества", понимаемой в буржуазно-анархистском, индивидуалистическом духе, отстаивается идея стихийного развития искусства и ликвидации государственных органов по руководству искусством. В выступлениях отдельных писателей проявляются стремления охаять советский общественный строй, очернить советские порядки и кадры наших работников. Такой характер носило, например, выступление К. Паустовского в Центральном Доме литераторов при обсуждении романа В. Дудинцева "Не хлебом единым". В литературно-художественных журналах в последнее время появились произведения, в которых советская действительность изображается односторонне, только в темных красках, наши недостатки и трудности развития советского общества освещаются в них необъективно и с предвзятых позиций. В целях возбуждения нездорового интереса к таким произведениям они широко пропагандируются, особенно среди студенческой молодежи".

Кроме того, разъяснялось, что никакого творчества без контроля партии в СССР нет и не будет:

"В связи с распространением среди некоторой части творческих работников — писателей, художников, композиторов — взглядов, ведущих к отрицанию руководства партии такими важными участками идеологии, как литература и искусство, Центральный Комитет считает необходимым дать разъяснение. Идея стихийного развития искусства и отстранения партии от руководства литературой и искусством в действительности является глубоко чуждой марксизму-ленинизму и в корне противоречит политике партии в области литературы и искусства. Свободное творчество не есть разгул стихийности. Ленин подчеркивал: "Каждый художник... имеет право творить свободно, согласно своему идеалу, независимо ни от чего. Но понятно, мы — коммунисты, мы не должны стоять, сложа руки, и давать хаосу развиваться куда хочешь. Мы должны вполне планомерно руководить этим процессом и формировать его результаты"".

В письме говорилось и о том, что ЦК не допустит никакого идейно вредного осмысления истории:

"Извращения в освещении истории КПСС, которые преподносятся под видом исправления недостатков и преодоления последствий культа личности в исторической науке, способствуют оживлению ревизионистских настроений у людей неустойчивых, не свободных от груза буржуазной идеологии. Они активно используются за рубежом антисоветскими элементами".

А в последней части послания Президиума ЦК партийным массам фактически говорилось о возврате к прошлому:

"ЦК КПСС считает необходимым подчеркнуть, что своеобразие современной обстановки требует решительного изменения содержания и методов работы партии в массах. Нельзя терпеть, чтобы наши партийные организации и коммунисты плыли по течению событий и не вели решительной борьбы с различными антисоветскими проявлениями. Партийные организации не могут только регистрировать факты враждебных выступлений, они обязаны внимательно разбираться с каждым конкретным случаем, выяснять причины, порождающие подобные проявления, и делать из них необходимые политические и организационные выводы. В отношении вражеского охвостья у нас не может быть двух мнений по поводу того, как с ним бороться. Диктатура пролетариата по отношению к нему должна быть твердой и беспощадной. Надо разъяснять массам антинародный характер враждебных выступлений, вскрывать и разоблачать контрреволюционное лицо их носителей, показывать, что эти элементы по существу действуют в интересах международной реакции. Нашей первостепенной обязанностью должно быть повышение большевистской бдительности, усиление революционной зоркости, пресечение в корне всеми мерами пролетарской диктатуры преступных антинародных действий".

Правда, в отличие от эпохи репрессий для некоторых идейно неустойчивых граждан все-таки делали исключение:

"Решительно разоблачая перед народом враждебную сущность выступлений антисоветских элементов, пресекая их зловредную деятельность, партийные организации в то же время должны учитывать, что часть советских людей неправильно оценивает происходящие события как внутри, так и вне страны в силу недостаточной политической зрелости и потому подпадает под влияние враждебной пропаганды. Таких людей нельзя свалить в одну кучу с враждебными элементами. Партийные организации должны внимательно и чутко подходить к ним, терпеливо разъяснять их заблуждения и ошибки. По отношению к заблуждающимся совершенно недопустимы меры административного воздействия".

После обсуждения правок и дополнений 19 декабря 1956 года Президиум ЦК решил разослать письмо "Об усилении политической работы партийных организаций в массах и пресечении вылазок антисоветских, враждебных элементов". Как свидетельствуют документы, райкомы, горкомы и республиканские ЦК не сразу сумели заглушить дух оттепели в массах. Но на помощь им начали приходить сотрудники госбезопасности. К примеру, в Брянской области в январе 1957 года после того, как студенты лесохозяйственного института покритиковали предложенный им список литературы по философии, обком для разбора дела отправил в институт, кроме партийных работников, уполномоченного КГБ.

В других частях страны наблюдалась практически та же картина. Судя по опубликованным спискам судебных дел, количество приговоров по статьям за антисоветскую деятельность до и после декабря 1956 года отличается самым разительным образом. В марте 1956 года, после XX съезда, было вынесено четыре приговора, в апреле — шесть, в мае — тринадцать, в июне — девять, июле — шесть, в августе — семь, сентябре — три, октябре — семь, ноябре — шесть. В декабре 1956 года количество приговоров выросло до 15, в январе их стало 38, в феврале — 50, в марте — 108 и продолжало нарастать.

Конечно, эти масштабы не шли ни в какое сравнение с эпохой большого террора. Но напуганные советские люди пугались и подобного резкого нарастания активности госбезопасности.

Однако главное было в другом. История краткосрочной хрущевской оттепели свидетельствовала о том, что любая модернизация заканчивается, как только тень опасности касается власти модернизаторов.