Парадокс в том, что события, против которых Россия выступает политически, являются ее экономическим спасением. Повод ли это для дружбы с диктаторами?
На прошлой неделе, похоже, в завершающую фазу вступил процесс крушения режима еще в одной нестабильной в течение этого года стране — в Сирии. Лига арабских государств (ЛАГ) временно — до прекращения расправ над оппозицией — большинством в 19 голосов против двух приостановила ее членство в этой организации, наложила на нее экономические санкции и отозвала послов арабских стран из Дамаска. Если вспомнить, что 13 марта ЛАГ выступила с призывом к ООН ввести запретную для полетов зону над Ливией, напрашивается вывод о практической обреченности режима Башара Асада. И снова, как в случае с Ливией, Россия поспешила на помощь, и устами то своего министра иностранных дел, а то и вовсе патриарха Московского начала вещать о недопустимости вмешательства во внутренние дела государства, чьи власти истребили уже не менее 4 тысяч собственных граждан — причем 40 из них в день визита российской церковной делегации, талантливо обнаружившей "высокий дух толерантности в [сирийском] обществе".
Причины такого подхода Москвы можно понять. Уже de facto "наделенный полномочиями президента" (так это у нас, по-моему, называется после отмены прямых выборов губернаторов) Владимир Путин всегда с крайним скепсисом относился к любой практике ограничения суверенитета. Он начал свой первый срок с общения с лидерами стран, наиболее решительно противостоявших Западу (Северная Корея, Ирак, Ливия, Куба); по сути, прекратил сближение с США из-за их вторжения в Ирак; последовательно выступал против "отторжения" Косово от Сербии; осудил интервенцию в Ливии и т.д. В каждом примере западной интервенции российским лидерам видится признак того, что американцы способны вмешаться и в их собственные дела. Чем меньше стран становятся объектами давления, чем нерушимее принцип суверенитета, тем, кажется им, стабильнее и безопаснее живется России. Однако этот подход все чаще демонстрирует свою недальновидность, причем как с сугубо политической, так и с экономической точек зрения.
Политические аспекты довольно прозрачны. Солидаризируясь с диктаторскими режимами (а демократические не становятся обычно объектом давления со стороны великих держав), Россия обретает сразу несколько проблем. Во-первых, она противопоставляет себя народам соответствующих стран, которые рано или поздно эти режимы отвергнут. Весьма показательно, что Сербия, которой Россия с энтузиазмом "помогала" отражать натовскую агрессию, через 10 лет после этого уже стоит у дверей Европейского союза. А во время волнений в Иране в 2009 году, последовавших за не вполне легитимными, по мнению части граждан, выборами президента Махмуда Ахмадинежада, демонстранты в Тегеране несли лозунги "Смерть России!". Вряд ли можно надеяться на то, что в Ливии (как в скором будущем в Йемене и Сирии) Россия будет считаться достойной восхищения державой. Во-вторых, она все чаще выглядит "мальчиком на побегушках" у Китая, который также выступает на международной арене активным сторонником сохранения status quo. Напомним, что статья 9 Договора о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве между РФ и КНР от 16 июля 2001 года трактует, что "в случае возникновения ситуации, которая, по мнению одной из договаривающихся сторон, может создать угрозу миру... договаривающиеся стороны незамедлительно вступают в контакт друг с другом и проводят консультации в целях устранения возникшей угрозы". И уже не раз и не два Россия предпринимает на мировой арене шаги, в которых явно прослеживается "китайский след". В случае с Сирией сейчас возникла именно такая ситуация: из значимых глобальных игроков только Китай и Россия выступают против давления на режим Асада. И в-третьих, поддержка подобных режимов автоматически делает Россию привлекательной для новых диктаторов и ввергает ее в новые авантюры (примером тому служит наша "многообещающая" дружба с Венесуэлой, начавшаяся уже в 2000-е годы).
Но, судя по всему, политические проблемы российское руководство особо не заботят. Выглядеть в глазах собственных граждан оплотом борьбы народов против несправедливого и агрессивного Запада — высшая радость. Общаться с авторитарными руководителями оказалось куда привычнее, чем искать компромисса с, например, властями европейских стран. Тогда возникает следующая проблема — экономическая.
Если вернуться к событиям десятилетней давности, то есть к тому времени, когда Владимир Путин первым выразил соболезнование президенту Джорджу Бушу 11 сентября 2001 года, мы увидим, что цена на нефть в те дни составляла 22-24 доллара за баррель. Последовавшее за терактами замедление экономики не давало ей расти, и главным фактором резкого повышения стало... то самое вторжение войск коалиции в Ирак, которое рассорило Россию и США. С 2003 по 2006 год цена выросла с 26 до почти 65 долларов за баррель. По ходу дела в конце 2003 года еще один скачок цен обусловила нестабильность и в другой "зоне интересов" России — в Венесуэле. Совсем недавно вооруженные действия в Ливии подняли мировые цены на 10-12 долларов за баррель, а сохраняющаяся напряженность в этой стране удерживает их от снижения. Эскалация гражданской войны в Сирии, как бы цинично это ни звучало, не послужит стабилизации ситуации на Ближнем Востоке и уж никак не приведет к падению сырьевых котировок. Еще меньше оснований для таких изменений открывает перспектива израильского удара по Ирану. Парадокс: то, против чего Россия выступала и выступает политически, на деле оказывает крайне благоприятное влияние на экономическую конъюнктуру, от которой она зависит во всевозрастающей степени. И как бы мы ни осуждали негуманное повешение Саддама Хусейна или зверское убийство Муамара Каддафи, предшествовавшие им события наполнили кошельки российских пенсионеров и зарубежные счета чиновников в большей мере, чем все усилия российских властей по развитию экономики страны.
Более того. Заигрывание со "странами-изгоями", ставшее фундаментальным принципом нашего внешнеполитического курса, наносит стране вполне ощутимый экономический ущерб, потому что государства, куда мы командируем то премьера, то патриарха, часто с явным пренебрежением относятся к российским интересам.
Возьмем несколько примеров.
Ирак. По состоянию на 1990 год Ирак был должен Советскому Союзу более 30 млрд долларов, которые, по сути, "испарились" после авантюры Саддама Хусейна по вторжению в Кувейт. Уже в российский период прошло несколько раундов переговоров о реструктуризации долгов, снизивших их сумму до 10 млрд долларов. Военное сотрудничество было невозможно по причине международных санкций, зато российские компании получили возможность разрабатывать в стране нефть и газ. ЛУКОЙЛ заключил весной 1997 год соглашение с Ираком об участии в освоении месторождения "Западная Курна" стоимостью около 4 млрд долларов, которое было прекращено в условиях режима санкций ООН (а "Славнефть" так и не смогла подписать соглашение по месторождению "Субба"). Неясно, как сложилась бы судьба этих проектов, поддержи Россия операцию Iraqi Freedom; история не знает сослагательного наклонения, и можно только констатировать, что новое правительство Ирака не питало к нашей стране симпатий. В итоге задолженности пришлось окончательно списать, а возвращение ЛУКОЙЛа на "Курну" сейчас рассматривается как огромная российская победа.
Ливия. За советский период страна накопила перед нами долг в 22 млрд долларов. В апреле 2008 года тогда еще президент Владимир Путин прибыл в Триполи и подписал протокол об урегулировании этой задолженности на уровне в 4,5 млрд долларов, но и этот долг дружественная нам страна, в честь главы которой в Кремле разбивали бедуинский шатер, выплачивать не захотела. Видимо, официальные резервы в 69,5 млрд долларов и секретные счета Каддафи наполнялись средствами отнюдь не для этого. России было попросту предложено снова заработать собственные деньги: Ливия обязалась щедро оплатить ими труды наших компаний на своей территории. Первым в этот процесс втянулись "Газпром" и "Газпромнефть", начавшие разработку нефтегазового месторождения Elephant с ожидавшейся годовой добычей 6 млн тонн нефти в год. В 2008 году ОАО "РЖД" получило контракт на постройку 550-километровой железной дороги Сирт — Бенгази стоимостью в 2,2 млрд евро, из которых 70 процентов должны были пойти на оплату российских оборудования и услуг. ОАО "Стройтрансгаз" взялось за стройку газопроводов Аль-Брега — Аль-Хомс и Тобрук — Бенгази ориентировочной стоимостью в 160 млн долларов, а "Технопромэкспорт", "дочка" ГК "Ростехнологии",— за два крупных проекта в области энергоснабжения, оцененных в 600 млн долларов. Единственный крупный военный контракт на 1,8 млрд долларов был подписан в январе 2010 года и предполагал поставки готового вооружения — прежде всего стрелкового оружия, вертолетов и систем ПВО, но не был выполнен полностью, а уж был ли оплачен, и вовсе непонятно. Собственно, и все. Общая сумма "стратегических интересов" меньше прощеного долга. Может быть, проще было поучаствовать в санкциях против Каддафи и востребовать обязательства с новых властей?
Венесуэла. Эта небедная страна, экспортировавшая в 2010 году нефти более чем на 71 млрд долларов, пользуется активной поддержкой России с 2002 года. Выступая крупнейшим покупателем российского оружия после Индии (портфель заказов оценивается в 7-7,5 млрд долларов), Каракас пока "расплачивался" за поставки из средств российского же кредита на 2,2 млрд долларов, выданного стране в 2009 году. В середине текущего года деньги кончились, и Игорь Сечин отправился в Венесуэлу для выделения союзнику еще 4 млрд долларов (половина кредита будет предоставлена в 2012 году, вторая — в 2013-м). До более чем 2 млрд долларов доведена российская часть капитала российско-венесуэльского банка (и это в стране, где даже госкорпорации предпочитают не хранить деньги в местных финучреждениях, а зарплата для служащих PDVSA завозится наличными из банков, расположенных в офшорных юрисдикциях). "Газпром" вложил 300 млн долларов в месторождение "Урумако-1", но газа там пока не обнаружил. У созданного три года назад "Национального нефтяного консорциума", куда с российской стороны вошли почти все наши нефтяные гранды, пообещавшие инвестировать в проект 12 млрд долларов, дела идут чуть лучше — первая нефть должна быть добыта летом следующего года. Но вопрос остается прежним: нам невыгодно инвестировать в собственные месторождения? Неужели Венесуэла не способна платить за российское оружие живыми деньгами (или хотя бы нефтью)? Пока нам пообещали только налить традиционного кокуя, который-де не хуже водки. И, что самое главное: уверены ли мы в стабильности самого одиозного режима Латинской Америки, поддержка лидера которого ниже нужной для легитимного переизбрания?
И, наконец, Сирия. В 2005 году Россия подписала с этой страной договор, по которому 73 процента советского кредита (почти в 13,5 млрд долларов) были прощены. Оставшуюся сумму Сирия пообещала вернуть в течение 10 лет, но не деньгами, а поставками собственных товаров. Естественно, последовавшая после этого активизация сотрудничества привела к заключению очередных контрактов на поставку вооружений (сейчас пакет достиг 3,5 млрд долларов и включает береговые ракетные комплексы "Бастион" с крылатыми ракетами "Яхонт", зенитные комплексы "Панцирь-1С", партию из 24 истребителей МиГ-29М/М2 и 8 дивизионов комплексов ПВО "Бук М2Э"). Большая часть поставок идет под правительственные гарантии, оплачивается не более пятой части. Считается, что в Сирии Россия имеет стратегические интересы, связанные с использованием кораблями Черноморского флота военно-морской базы "Тартус", сохранившейся с советских времен, но сами операции флота в акватории Средиземного моря становятся все более спорадическими. Дальнейшая же безоглядная поддержка режима Башара Асада, несомненно, способна осложнить отношения с другими ближневосточными государствами и превратить Россию в жупел для нового правительства, которое придет на смену засидевшемуся диктатору.
Особого упоминания заслуживает Иран, отношения с которым переживали массу сложных моментов. Главными камнями преткновения здесь были достроенная с помощью России АЭС в Бушере и поставки в страну зенитно-ракетных комплексов С-300, в конце концов несостоявшиеся по причине введения международных санкций. Неоднократно иранская сторона выступала с резкой критикой России за изменение смет и перенесение сроков строительства; в итоге, даже оставаясь единственной из стран, которые потенциально могли помочь Ирану в данной сфере, Россия так и не стала его союзником. В 2004-2010 годах наша дипломатическая миссия в Тегеране как минимум трижды была атакована бесчинствующими молодчиками, причем никто не понес наказания.
Собственно, схема нашего взаимодействия со всеми одиозными режимами выстраивается по схожим лекалам. Сначала идет прощение советских долгов и (или) выдача новых кредитов, затем развитие военно-технического сотрудничества, потом находятся некие дополнительные коммерческие проекты, и в итоге страна вовлекается в долгую борьбу за поруганные в ходе очередной революции или очередного вмешательства коммерческие интересы.
События в Ливии и Сирии показывают, на мой взгляд, что России необходимо пересмотреть принцип выбора своих "друзей". То обстоятельство, что они на первый взгляд вообще ни к кому не могут обратиться в поисках помощи, вовсе не гарантирует их признательности в случае, если помощь придет из России. Обязательствам стран с диктаторскими режимами всегда можно доверять меньше, чем обещаниям устойчивых демократических правительств. Достаточно только посмотреть на "уважение" к союзнику, проявленное недавно со стороны правительства Таджикистана, чтобы в том убедиться. Достаточно оценить постоянно изменяющиеся обещания и гарантии, которые давала и дает России та же Белоруссия, чтобы понять, что значительная часть средств, так или иначе инвестируемых в подобные государства, будет потеряна или, в лучшем случае, вернется к нам неликвидными активами либо поставками товаров по явно завышенным ценам. Давно назрела полная инвентаризация плодов такого сотрудничества со стороны российских контролирующих органов, прежде всего Счетной палаты и профильных комитетов Государственной думы. Конечно, всегда можно рассуждать о том, что мы не одни и тот же Китай также активно инвестирует в эти государства — но именно потому и нужна такая инвентаризация, что она способна показать, насколько менее "доверчивыми" являются наши китайские партнеры и насколько эффективнее удается им закрепляться в странах, из которых Россию раз за разом просят выйти вон.
Конечно, внешняя политика не всегда должна быть ориентирована на достижение экономических целей. Нередко нравственные принципы, гуманизм входят в противоречие с выгодой. Но как минимум гуманная внешняя политика несовместима с поддержкой руководителей, готовых истребить тысячи людей ради увековечения собственного господства; с укреплением связей с государствами, не раз и не два обманывавшими своих партнеров; с движениями, которые большинством развитых стран давно признаны экстремистскими. Но, похоже, такая смена внешнеполитических ориентиров России в ближайшие 12 лет не грозит. Или, по крайней мере, не значится в текущих планах.