Завершился XVII международный фестиваль современного танца в Монпелье
Кто бы мог подумать, что французская "новая волна", когда-то бурная и неуправляемая, станет со временем течением мирным и послушным, сродни движению состарившихся хиппи? Не крушит и не ломает, а только строит и созидает. А все потому, что французы пустили своих хореографов по миру с протянутой для дружеского рукопожатия рукой. Кто-то ставит спектакли в Нигерии, кто-то в Колумбии, кто-то в России, кто-то в Китае. Итог многолетней деятельности французских педагогов и хореографов за рубежом решено было подвести в рамках фестиваля в Монпелье.
Хоровод
В Монпелье забил фонтан дружбы народов: лионцы показали совместный проект с вьетнамцами, хореографический центр в Анже — с колумбийским балетом Гали, в Опера Комеди под руководством француженки Сюзан Берж медитировали японцы. Древнее искусство Раджастана, исчезающие танцы кхмеров... О взаимопроникновении культур и равноправии всех танцующих народов днями дискутировали в роскошном здании Опера Берлиоз. Список съехавшихся в Монпелье профессионалов был огромен — от руководителей и звезд парижской Опера Гарнье до директоров хореографических центров всего мира. Внимание общественности было приковано к результатам деятельности Парижской передвижной консерватории танца, созданной в 1994 году по инициативе французской Ассоциации содействия артистическим связям, той самой структуры, без которой развитие французского танца пошло бы на самотек.
Совместный проект Парижской передвижной консерватории и московской Школы танцев Николая Огрызкова по немилости природы и недомыслию организаторов показывался под проливным дождем на открытой сцене. Дети (в спектакле были заняты 10-15-летние воспитанницы Школы) совершали подвиг. За ними была Россия, в которой до сих пор нет структуры, опекающей современный танец. А это значит, что мы еще долго будем петь свою жалобную песню: дайте нам денег, и мы разовьем современный танец всем на удивление. Шоу удалось. Дети потирали расшибленные на мокрой сцене коленки, организаторы пожимали руки авторам (пять танцевальных пьес для воспитанниц Огрызкова поставили известные французские хореографы) и пили шампанское.
Склероз
У французов структура есть, но это не спасает хореографов от тупика. Политика политикой, а танцы танцами. Некоторые из совместных проектов поражали своей анемичностью и выглядели просто неготовыми. Бернардо Монте, один из лучших французских танцоров и хореографов, медленно кружил вокруг певшей что-то про апартеид полной дамы из Сенегала, стараясь лишь ей не мешать. Режин Шопино скользила по сцене параллельно чтице-японке, пытаясь обрести какой-то смысл происходящего в процессе импровизации. Смысла не было. К чужой культуре хореографы оставались подчас абсолютно равнодушными. Как Карин Сапорта, вышедшая за рамки приличия в развитии темы "а-ля рюс" ("Разрушение Большого").
Зато поразил хореограф Дидье Терон, игравший в рамках фестиваля, но сверх программы, спектакль-монолог "Раскольников". Обошелся, слава Богу, без бородача с гармонью и Мусоргского. Исследовал "загадочную душу" сам, в стилистике, близкой немецким экспрессионистам тридцатых. Жестко и психологично. Наверняка Терон даже не был в России.
Вообще оригинальное, не меченное печатью копродукции творчество французских хореографов было так сурово и безрадостно, что казалось чужим на этом празднике. Так, в спектакле руководительницы Хореографического центра в Монпелье Матильд Монье "Прекратите! Прекратим! Прекрати!" танцоры бились в замкнутом пространстве сцены-ринга. Говорящий без перерыва шоумен заигрывал с публикой, в то время как исполнители отрабатывали свои сольные монологи. Они вылетали на сцену, как заведенные зомби, отбарабанивали заученные жесты, грохались на пол, налетали на металлические столбы, ломались в прыжке, как перегоревшие роботы. Периодически они принимались в приступе внезапной ярости раскачивать металлические столбы, и казалось — вот-вот вся сценическая конструкция рухнет на головы зрителей. Слабонервных "клиника" Монье могла довести до истерики.
Сантьяго Сампере, испанец, давно живущий во Франции, показал не самый удачный, но симптоматичный для сегодняшней ситуации спектакль. Разорванная танцевальная речь, углубленное самокопание. Долгие попытки избавиться от склероза, натанцевать наконец что-нибудь родное, ностальгическое, испанское (все это в сопровождении обрывающегося детского смеха, воя плакальщиц и перестука каблучков) не приводят ни к чему. Не нашедшие контакта ни со своим прошлым, ни с будущим герои голыми уходили туда, откуда пришли,— в пустоту.
Хип-хоп
Эмблема фестиваля — пляшущие человечки, нарисованные на голой спине танцора. Татуировка — вещь серьезная: не сбежишь от нее и не смоешь. Французский танец, плавно переходящий из стадии самокопания в стадию самоуничтожения, заставлял задуматься: может, слишком много сил уходит на освоение национальных окраин. И какое дело хореографам до глобальных геополитических проектов, когда они не могут справиться с собственными творческими проблемами?
Впрочем, дипломатичному директору фестиваля Жан-Полю Монтанари удалось сыграть на контрастах, расширив программу фестиваля. Когда одни хореографы с головой ушли в политику, а другие — в самих себя, да так, что просто лень двигаться по сцене, обязательно появляется кто-то третий, кого и выберет публика. Так случилось на сей раз с энергичной американской труппой Твайлы Тарп, техничной и виртуозной. Публика соскучилась по движению. По чему-нибудь дикому и варварскому, как хип-хоп (труппа Actual Force), по танцу улиц, не знающему манифестов и не страдающему рефлексией. Если этим диким, не заклейменным цивилизацией парням всех оттенков кожи для чего-то и нужна голова, так только для того, чтобы на ней вертеться...
ОЛЬГА Ъ-ГЕРДТ