Начальник ГУВД столицы генерал-лейтенант Николай Куликов сообщил на брифинге, что за полгода количество преступлений в Москве уменьшилось на двадцать процентов. Цифра немаленькая. Неужели теперь стало на двадцать процентов безопаснее гулять по Москве? Мы решили спросить наших читателей, заметили ли они заметили столь серьезное падение преступности?
Виктория Токарева, писательница:
— Я почувствовала это падение, что называется, на своей собственной шкуре. Я вот недавно купила машину, и ее до сих пор еще не угнали. Стоит уже целую неделю. А вот в прошлом году угнали сразу, стоило только купить.
Ирина Алферова, актриса:
— Мне, может быть, повезло, но я до сих пор с преступностью прямо не сталкивалась, хотя очень много хожу по улицам и езжу много. О преступности я сужу только по газетам. Я вот только заметила, что милиционеров стало больше, теперь вижу милиционера, и это как-то успокаивает. А еще, если восстановят постовых, то будет значительно спокойнее.
Виталий Ковалевский, депутат Московской городской думы:
— Я лично не почувствовал никаких изменений. Думаю, что люди просто стали более осторожными, больше надеются на себя, меньше на милицию.
Сергей Катков, реставратор:
— Я прямо-таки почувствовал на себе, как у нас преступность упала. У меня под окнами по вечерам все время тусуются проститутки с сутенерами, и главное, что сутенеры-то все милиционеры. Так их не то что меньше, их еще больше стало. Так что не надо верить начальникам ГУВД.
Игорь Кириллов, член Общественного совета при ГУВД Москвы:
— Я как-то и раньше ничего не чувствовал. Как раньше нормально можно было гулять по улицам, так и сейчас. Я пока еще разницы не заметил. Думаю, что двадцать процентов — это, конечно, немало, но пока, наверное, не очень заметно.
Евгений Рейн, поэт:
— Я понимаю, что живу в абсолютно криминальном городе, но пока со мной ничего не случалось. Да я и ничего не почувствовал, абсолютно никаких изменений.
Илья Заславский, член Комитета мэрии по земельным ресурсам:
— Я не очень часто в жизни сталкивался с преступностью. Мое восприятие субъективно, но я никаких изменений не чувствовал. Я думаю, что для того, чтобы что-то почувствовать, преступность должна упасть на порядок. Объективно, может быть, она и сократилась, но я, как рядовой гражданин, ничего не чувствую. А двадцатью процентами больше, двадцатью меньше — особой роли не играет.
Алла Демидова, актриса:
— Я ничего не почувствовала. Вечером, например, как все было, так и осталось. У меня во дворе нет света, и поэтому, каждый раз, когда я выхожу с собаками, я выхожу как на войну.
Евгений Прошечкин, руководитель Антифашистского центра:
— Если стараться говорить объективно, какие-то изменения есть. Москва, конечно, как была свастиками оклеена, так и осталась. Однако мы наконец-то добились возбуждения уголовного дела против редакторов фашистской газеты "Штурмовик". Милиция, наконец-то стала арестовывать всяческие фашистские печатные издания, их теперь уже приходится покупать нелегально. А бандитские разборки как были, так и остались. Когда езжу на дачу, так все время вижу следы каких-то разборок. Так что есть основания для некоторого оптимизма, но я свое законно зарегистрированное оружие сдавать не собираюсь.
Евгения Альбац, журналист:
— Я не почувствовала никаких изменений ни в ту ни в другую сторону. Меня в этой стране меня никогда не покидает чувство тревоги за своего ребенка. За себя я не боюсь. Я не занимаюсь бизнесом, и рэкет меня не касался и не касается. Но бытовой рэкет, я думаю, усилился. Я, например, еще больше стала бояться столкновений с милицией и ГАИ. С гаишниками последнее время стало еще хуже: они абсолютно беспомощны в регулировании движения, но столкновение с ними — сплошные негативные эмоции. У нас вообще, мне кажется, нет правоохранительных органов, у нас есть органы карательные, они не предотвращают преступления, они карают.
Владимир Познер, телеведущий:
— Я этого падения преступности никак не почувствовал. От преступности я, лично, никогда не страдал. Я, разумеется, читаю газеты и смотрю телевидение, но лично я как-то никогда не сталкивался с преступность, даже с уличной. Я как не боялся ходить по улицам Москвы, так и не боюсь. Я просто знаю, что есть определенные районы, в которых лучше не появляться, и есть определенное время, когда лучше на улицу не выходить. Но это есть везде.
Гавриил Попов, консультант мэрии Москвы:
— Не почувствовал я никаких изменений. Я вырос в советской системе: всякий раз, когда слышу какие-то цифры, я в них не верю, просто знаю, что это какая-то игра. Я по вечерам на улицу не выхожу — не люблю так проводить время. А мои знакомые вообще боятся это делать. Я считаю, например, что уличная преступность погоды не делает. При нынешнем способе ведения дел самое страшное — это коррупция и законы, которые создают базу для нарушений.
Андрей Разбаш, главный продюсер телекомпании ВИД:
— Раньше у меня год за годом угнали целых две машины, а вот сейчас, купил и стоит — вот уже целых три с половиной года. Может, это и есть результат снижения преступности. Мне как сложно сказать, я сижу сначала в офисе, потом дома, по улицам не хожу. Я думаю, что преступность упала, потому что ее стали контролировать. Ее же невозможно уничтожить, но ее можно контролировать через более крупную преступность.