Французская хореография в Российском молодежном театре
В День защиты детей Школа танцев Николая Огрызкова (главного отечественного специалиста по мировой современной хореографии) показала на сцене Российского молодежного театра "Пять коротких танцпьес" — пять миниатюр, поставленных известными французскими хореографами. Этот проект — лишь часть работы Передвижной консерватории, созданной при поддержке министерства культуры Франции "с целью передать другим странам практические знания и навыки", накопленные французским авангардом за два десятилетия бурной деятельности. В июле плоды сотрудничества будут предъявлены в Монпелье — на самом авторитетном фестивале современного танца во Франции.
Миссионеры из Франции приобщали русских детей к цивилизации весь истекший сезон. Каждому из хореографов отводилось на постановку около двух недель. Предполагалось, что за такой срок балетмейстер, ознакомившись как с Россией, так и с детьми, явит на свет нечто галльское по форме и российское по содержанию. В итоге пластического штурма родилась умело засахаренная клюква.
Хореограф Карин Сапорта с ее незыблемой репутацией философа-интеллектуала умеет придать любому общему месту очарование оригинальности и любой пошлости — оттенок изысканности. В ее миниатюре наличествовали духовность, православие, красота и пресловутая слеза ребенка: икона Владимирской Богоматери, спроецированная на тряпку, вдруг оказывалась погребенной под водопадом волос резко упавшей, будто отрубленной, детской головы; восковые личики с неподвижными глазами, устремленными в зал, в душу, в бесконечность замирали в точно рассчитанном стоп-кадре; тонкие ножки с беспомощно болтающимися стопами застывали в угловатых позах; слабые ручонки стягивали прозрачные шейки тугим жгутом волос... Ожившие иллюстрации Ильи Глазунова к произведениям Достоевского.
"Московская весна" Одиль Дюбок производила впечатление милой, но несколько торопливой халтуры: под щебет птичек каждый ребенок предъявлял комбинацию из нескольких па — свою визитную карточку. Знаком взросления возникала внезапная задумчивость героини, заторможенное освоение ею простейших движений собственного тела. Далее следовали невинные игры детства: бег, легкие поддержки, подпрыжки.
В композиции Элен Катала и Фабриса Рамаленгома "Песня Вари" долгое, вкрадчиво-осторожное измерение площади сцены длинными бесшумными шагами ввергало в сон, но проникновенное исполнение в финале песни из передачи "Спокойной ночи, малыши!" засвидетельствовало, что таков и был замысел авторов.
Даниэль Ларрье, перенесенный в Москву в версии Паскалин Веррье, отделался изящной шуткой — фрагментом из балета "Джунгли на планете Венера". Синхронные манипуляции десяти уложенных в ряд тел, голов, рук и ног под заводной латиноамериканский шлягер были забавны, хотя и напоминали фореггеровские танцы машин. Композиция "Слон и оленята", по контрасту глубокомысленная, поставленная на что-то пентатоническое, вступала в сложные взаимоотношения с пространством: переводила в двухмерность, заставляя исполнителей держать долгие профильные позы; исследовала его глубину, исчерчивая сцену прихотливой геометрией передвижений и взаимоположений тел. Дети-артисты священнодействовали с видом ученых-атомщиков из кинофильмов 60-х годов.
Самой непосредственной, непринужденной и адекватной следует признать работу Доменика Буавена, венчающую полуторачасовое действо. Его "Красавица" — рассказ о смешной девчушке, не расстающейся с подушкой и то и дело укладывающейся спать. Во сне перед ней проплывают красавицы из русской литературы — безымянные, безответно влюбленные, тонкие, с большими печальными глазами и в бальных платьях с бантами. Девчушка и хореограф не лишены юмора: пухлощекая невеста в свадебном наряде, семенящей припрыжечкой колесящая по сцене — явно не героиня девичьих мечтаний. И вообще все заканчивается возвращением в день сегодняшний, наполненный современными ритмами, по-детски радостный и пока беззаботный.
По расхожему мнению, русская публика — самая доброжелательная в мире, русская же критика за короткий период свободы сделалась, без сомнения, самой придирчивой. Предрекаю: несмотря на все вышесказанное, русско-французский проект будет иметь успех в Монпелье — громкие имена хореографов, трогательные дети, просветительский пафос акции. Но он остался бы не более чем личным успехом предприимчивого Николая Огрызкова, если бы не одно обстоятельство.
Среди десятка одиннадцатилетних танцовщиц — три девочки постарше. Пятнадцатилетние подростки грешат всеми недостатками отечественного стиля исполнения современной хореографии: чрезмерно старательно воспроизводят задание, как бы примеряя с чужого плеча; в унисон музыке страдают, когда грустно, лучатся радостью при просветлении; испытывают определенную неловкость, когда слишком долго делают нечто элементарное; по старинке дотягивают подъемы и даже не забывают про выворотность.
Дети же выглядят посланцами другой страны и другого поколения: пять хореографических наречий освоены ими достаточно глубоко. Дети чувствуют стилевые различия и умеют их подчеркнуть. Они постигли главные отличия современного западного танца от отечественной традиции: важно не то, о чем говорят, а то, как говорят; важно в точности донести текст хореографа, а не заниматься его интерпретацией; важен не сюжет и тема, но исключительно движение. И если эти дети будут расти на доброкачественной хореографии, кто знает, может быть, частный успех предприятия Огрызкова обернется рождением нового, незнакомого, племени современных танцовщиков.
ТАТЬЯНА Ъ-КУЗНЕЦОВА