"У меня сегодня очень плотный график, но я не мог, хотя бы на 15 минут, не заехать в школу, чтобы отдохнуть душой и почерпнуть здесь доброты", — сказал Борис Ельцин школьникам. Главными содержательными пунктами душевного отдыха были разъяснения о личных доходах президента, о необходимости восстановления армейских традиций и уверения в том, что "Россия расправит свои могучие плечи".
Ритуал встречи высшего должностного лица государства с вверенным ему народом есть вещь сугубо национальная. Что касается России, здесь спокон веку главной краской такого рода свиданий была нежнейшая умильность. Словно особое благорастворение воздухов устанавливалось вокруг суверена, вышедшего к подданным. Елей на русских лицах и патока в русских речах, надо полагать, образовались бы даже если встреча самодержца с народом случилась, скажем, на борту уходящего под воду "Титаника". Тут уж ничего не поделаешь: какой он, властитель, ни есть, а все же — отец нации. Чиновником его считать у нас никак не получается. Да и он сам себя таковым не считает. Ну какой же он чиновник? Он — всенародно избранный. Он — за все в ответе.
Другая характерная особенность относится к драматургии этих мероприятий: все они построены по принципу "тут у нас в кустах случайно оказался рояль". Вчерашнее посещение Борисом Ельциным московской школы оказалось выдержано совершенно в духе почтенной традиции строительства потемкинских деревень. Причем строительство велось обоюдное: и визитируемые, и визитер старались уверить друг друга в каких-то несуществующих, но весьма желательных явлениях.
Прежде всего хорош был самый выбор места посещения. О перипетиях принятия решения школьникам, городу и миру, рассказал сам президент. Оказывается, в той школе, куда он собирался вначале, "начали красить асфальт". Что ж, советская педагогика и наследующая ей российская, какими мы их знаем, не дает принять это за гиперболу или ироническую фигуру речи: наверное, и вправду красили.
Запах ли краски отвратил державного гостя, или опасение, что шины лимузина начнут прилипать к невысохшему еще покрытию — так или иначе, президент выбрал совсем другое, простое, обычное учебное заведение. Впрочем, как сказать — простое?
В своем разговоре со школьниками Борис Ельцин поведал им, наивным и ни о чем не догадывавшимся, что вот, в их 1275-й московской школе учится его внучка Маша. Та еще, наверное, была сценка. "А! — вскричал какой-нибудь сметливый Петька из второго "Б". — Так вот почему у нас в школе всегда столько больших дяденек в одинаковых костюмах. Вот откуда телекамеры с микрофонами. Вот почему такую маленькую девочку по утрам привозят в такой большой машине". И зашикали на него всякие завучи да классные: "Веди себя прилично, Петров!" И вздулись тренированные мускулы под пиджаками плечистых дядь.
Впрочем, дальше — больше. Совершенно в духе старинной песенки "А кто я есть? Простой советский парень" президент решил порассказать недорослям о своем строгом и скромном житье-бытье. Если кто не помнит слов упомянутой песенки, то есть там, например, такой куплет: "А что я ем? Парную осетрину, простую русскую еду. Ее ловлю в своем пруду". Борис Ельцин не стал распространяться о своих гастрономических пристрастиях — чего уж там. Но интонацию держал верную: "У меня зарплата не самая высокая, конечно. У бизнесменов и банкиров побольше. Но не жалуюсь. Квартира у меня государственная. Есть государственная резиденция для приема гостей. Я за небольшую ссуду построил небольшую дачу и купил машину БМВ. Хорошая машина".
Опять, наверное, неугомонный Петька завопил: "Научите, Борис Николаевич, где такие небольшие ссуды дают, чтоб хорошую БМВ купить! А то вот папка мой..." Но опять, наверное, одернули его педагоги: "Вот ты у меня завтра и придешь с этим своим папкой, Петров!"
Впрочем, не одним только несмышленышам адресовались объяснения президента. Окончание школы — момент, знаете ли, деликатный: девушкам хорошо, но вот парубкам-то известно что светит. Восемнадцать лет, осенний призыв. Что делать? А вот что: "не бояться человека в погонах, завидовать ему". Как говорят спортивные комментаторы: пробил сильно, но неточно. Ну, насчет не бояться — это еще можно понять. Хотя, конечно, тем прилежным школярам, что посмотрели накануне любую программу новостей по телевидению и вгляделись в лица отечественного генералитета, побороть чувство страха будет несколько затруднительно: говорят, у человека после тридцати лет такое лицо, какое он заслужил. И если есть на свете места, где долгими годами вырабатывают из обыкновенных лиц вот эдакие физиономии, то естественно стараться от таких мест держаться подальше и в них даже на короткое время не попадать. Что же касается зависти — ну вот, генералу Кобецу, построившему кое-какую дачку, можно, конечно, было до недавних пор завидовать. Но сейчас-то что? Лефортово, нары, скудная гречка. Остап Бендер заметил по аналогичному поводу: "Я человек завистливый, но тут завидовать нечему".
"Надо, — сказал президент, — восстанавливать авторитет и внешний облик армии". Надо, кто б спорил. Но допрежь этого самого восстановления призывы завидовать и не бояться звучат несколько неактуально, если не сказать — бестактно.
Но по части таких странных материй, как тактичность, вкус, чувство меры российская власть никогда сильна не была. Неуемное стремление то и дело пародировать как своих предшественников, так и самое себя, кажется, и вправду является какой-то родовой ее, нашей власти, приметой. Ходоки у Ленина, Сталин и работники искусств, Ельцин и школьники — глядя на всю эту приторную державную чушь, начинаешь и в самом деле думать, что у этих затей есть какой-то злонамеренный и по-своему одаренный режиссер, эдакий Коровьев. Тот, как известно, силою чар своих заставил целое учреждение "грянуть, и славно грянуть" разудалую песнь совершенно помимо воли сотрудников учреждения. Вина их — за которую они понесли сие экзотическое наказание, — была в том, что они не воспротивились идиоту-энтузиасту, то и дело вовлекавшему их во всяческие бесполезные общественные предприятия.
И вот, может быть, кремлевским умникам, всяческим советникам и имиджмейкерам, тоже когда-нибудь ниспослано будет сходное наказание — за их молчание, за их потворство чьим-то благонамеренным, но безнадежно неумным инициативам. Чем тщательней сработаны эти потемкинские посещения магазинов и школ, чем точней соблюдены хрущевские рецепты общения с трудящимися, тем неуместней выходит результат. Апофеозом общения с учащимися было поднесение президенту подарка — мягкой игрушки. Борис Николаевич пообещал отдать ее внуку. Я со своей стороны, желая внести скромную лепту в создание образа народного правителя, порекомендовал бы уложить сей сувенир у заднего стекла скромного БМВ. Помещение в это место всяких зверушек, а также футбольных мячей и милицейских фуражек есть непременный атрибут той эстетической системы, в которой была выдержана майская идиллия "Ельцин и дети".
МИХАИЛ Ъ-НОВИКОВ