Но в СИЗО он не хочет
Бывший помощник президента России по политическим вопросам, экс-депутат Госдумы СЕРГЕЙ СТАНКЕВИЧ дал интервью специальному корреспонденту "Коммерсанта-Daily" ЛЕОНИДУ Ъ-БЕРРЕСУ. По его мнению, российские правоохранительные органы "на примере 'дела Станкевича' стремятся организовать показательный коррупционный процесс, чтобы удовлетворить политический заказ". В то же время Станкевич заявил, что готов вернуться в Россию, но не хочет, чтобы его арестовали.
— Почему варшавская Воеводская прокуратура освободила вас, не дожидаясь решения суда?
— Ее сотрудники не нашли оснований для продления срока содержания меня под стражей. Поляки уверены, что я не представляю опасности и не скроюсь. Но решение об освобождении не снимает вопроса о моей выдаче.
— Польскую прокуратуру не удовлетворили документы, полученные из прокуратуры Москвы, которые свидетельствовали о получении вами взяток?
— Я этих документов не видел. Но мои адвокаты узнали, что первые два пакета документов, присланных в Варшаву, были отправлены обратно в Россию. Они не соответствовали каким-то нормам. Недавно прислали третий пакет документов, который наконец передали в Воеводскую прокуратуру. Когда его изучат, тогда и решат, выдавать меня России или нет.
— Связывались ли вы после освобождения с представителями прокуратуры Москвы?
— Нет. Но сейчас вместе с адвокатами решаю вопрос, как, когда и в какой форме это лучше сделать.
— Ваш адвокат Владимир Макеев утверждает, что вы готовы добровольно вернуться в Россию, если только вас здесь не арестуют.
— Это не совсем верная трактовка. Как до выезда за границу, так и сейчас я крайне заинтересован в скорейшем судебном рассмотрении моего вопроса. Я готов в нем участвовать, но только в том случае, если "дело Станкевича" будет рассмотрено справедливо. В первую очередь это связано с мерой пресечения. Не секрет, что в нынешних условиях она сама по себе является формой досудебной и внесудебной расправы. Есть еще несколько вопросов, но о них поговорим после решения главной проблемы.
— Сразу же после вашего задержания в СМИ прошла информация о том, что вас допрашивали представители польских спецслужб. О чем вы говорили?
— Допроса в буквальном смысле не было. Со мной беседовали в полиции, где объяснили причину задержания. Но полицейские ничего не понимают в российской политике. А мне с самого начала было важно зафиксировать политическую подоплеку моего дела. Тогда я попросил пригласить кого-то, кто знает Россию хорошо. Мне представили двоих людей, с которыми я кратко побеседовал. Я им объяснил, почему это дело политическое, рассказал подробно, чем занимался в последние годы. Попросил подумать о безопасности моей семьи. Вот и все.
— Вы хотите, чтобы Польша предоставила вам политическое убежище?
— Об этом речь не идет.
— Депутат Госдумы Станислав Говорухин в своем письме президенту Польши связал ваши проблемы не только с очередной кампанией по борьбе с коррупцией, но также с тем, что вы "слишком много знаете".
— Знаю действительно немало. Но не думаю, что среди моих знаний есть такое, что угрожало бы моей жизни и за что меня следовало бы посадить за решетку. Я немножко иначе трактую политические мотивы в моем деле. Властям нужно быстро организовать показательный коррупционный процесс и удовлетворить тем самым политический заказ, провозглашенный совсем недавно. Естественно, что в качестве жертвы выбирается человек, не принадлежащий ни к одной из сложившихся группировок, контролирующих российскую политику и финансы. Это мне кажется ведущим мотивом.
— Где же вы все-таки находились с конца 1995 года по март 97-го?
— Сначала была Америка, и семья оставалась там некоторое время, потом переезд... Бывал в Белоруссии, работал в Германии, оттуда по делам приехал в Польшу, еще не предполагая здесь задержаться. Осмотревшись, начал работать над книгой. Кстати, когда я приехал в Польшу, в феврале 1996 года, мне друзья сообщили по телефону, что у правоохранительных органов есть ко мне претензии. Пока все не выяснится, я решил остаться в Варшаве.
— Но ваш поспешный отъезд в прошлом году расценили как бегство. В марте 1996 года вас объявили в розыск, а о вас ни слуху, ни духу. Вы даже переговоры с адвокатами по поводу исков о защите чести и достоинства вели за границей в тайне.
— Я не хочу возвращаться, чтобы стать жертвой политической расправы. Но и скрываться я не собирался. Жил открыто: под собственным именем, под собственными документами. Что же касается судебных исков, то адвокаты посоветовали мне не вступать с журналистами в полемику.
— Что вы можете сказать о сути обвинения?
— Расписку от английской фирмы Burson-Marsteller на $10 тыс. я видел только в газете. Я к этому документу не имею никакого отношения.
— На пресс-конференции адвоката Владимира Макеева прозвучало, что Burson-Marsteller должна была вам $20 тыс.: $10 тыс. за лекции и $10 тыс. за организацию в Лондоне презентации оперного фестиваля "Красная площадь приглашает". Но англичане с вами полностью не рассчитались.
— Это совершенно фантастическая версия. Я не знаю, что говорили на пресс-конференции. Но в реальности это был не совсем так. Я не имею представления о взаимоотношениях англичан с организаторами московского оперного фестиваля. Сколько денег, кому и за что передавалось, я не знаю: это было не в моей компетенции. Было только четыре лекции, что документально подтверждено. Их оплата была оформлена в полном соответствии с бухгалтерскими требованиями. Но в этой истории появились сознательные искажения и ложные интерпретации. Разбираться в них в прессе бессмысленно. Только в суде можно скрупулезно оценить, откуда взялась та или иная бумажка.
— Что вы собираетесь предпринять?
— Мне надо разобраться в ситуации, потому что я не владею всей необходимой информацией. Очень много событий произошло за последние 30 дней.
— Так вы вернетесь в Россию? И когда?
— Я не порывал с Россией и очень хочу в нее вернуться. Когда — пока не знаю.