Первомай, как провозгласила бы в прежние годы официальная пропаганда, шагает по планете. Однако, как выяснилось, в развитых капиталистических странах ходить по улицам с красными флагами 1 мая вовсе не считается уделом добропорядочных граждан. В Нью-Йорке на Юнион-сквер, как свидетельствует в своем репортаже наш корреспондент ВЛАДИМИР Ъ-КОЗЛОВСКИЙ, пролетарский праздник отмечали всего полторы сотни левых борцов.
В Америке кто не хочет, тот не работает
Впервые за несколько десятилетий главным организатором первомайского мероприятия была не Коммунистическая партия США, а профсоюзы. Если коммунисты и были уязвлены, что на сей раз их оттерли юнионисты, то виду не подавали.
Хозяевами на митинге чувствовали себя профсоюзы, которым не нравится нынешний курс правительства — гнать на работу трудоспособных, но не желающих трудиться получателей пособий. "Мы против того, чтобы людей заставляли работать", — честно признался мне за день до митинга его организатор Билл Дэвис, ветеран мероприятий подобного рода.
Ругая правительственные инициативы, участники митинга превозносили идею конгрессмена Мэтью Мартинеса из Калифорнии (в этом штате рождаются наиболее экзотические законопроекты): немедленно выделить из бюджета 250 млрд долларов, нанять на эти деньги рабочих и бросить их на ремонт шоссе, мостов и прочей инфраструктуры.
Затея скопирована у Рузвельта. Беда только в том, что тогда Америка была поражена жутким кризисом, а сейчас безработица составляет всего лишь 4,9%. Это практически полная занятость. Многие серьезные экономисты считают, что ниже опускать уровень безработицы просто нельзя. В таком тепличном климате призыв выкинуть четверть триллиона на новые рабочие места выглядит вполне безумно, но люди, собравшиеся 1 мая на Юнион-сквер, никогда не боялись смелых идей, какими бы дикими они ни казались.
Митинг с белками и наркоманами
"Сколько народу ждете?" — спросил я у Дэвиса. Он сказал, что будет примерно тысяча, из чего я заключил, что придет сотни полторы. И оказался прав.
Чтобы провести митинг, профсоюзникам пришлось получить разрешение и в управлении парков, и в полиции, поскольку в самом центре облюбованного ими для сбора места расположен сквер с белками и наркоманами. Полиция взяла с Дэвиса 45 долларов за использование громкоговорителей. В управление парков ходил его товарищ, и поэтому Дэвис не смог мне сказать, сколько с демонстрантов слупили там.
Рекламируя свой митинг, он обещал, что выступят несколько местных политиков, в том числе инфицированный СПИДом гомосексуалист из горсовета Том Дуэйн. "А концерт будет?" — спросил я. Дэвис сказал, что уже договорились с Профессором Луи, исполнителем в стиле рэп. Я решил, что это продолжатель традиций Поля Робсона, но ошибся: Профессор Луи оказался не негром, а пожилым евреем — как, впрочем, и многие из участников митинга. Он действительно выступал в стиле рэп: произносил речитативом слегка рифмованные профсоюзные лозунги и прихлопывал в ладоши.
Митинг начался ровно в четыре, и ровно в четыре полил дождь, на который, при желании, можно было бы свалить низкую явку.
Польская птица "Тупакамару"
Первыми в сквере мне попались на глаза симпатичные девушки, сидевшие на парапете с транспарантом в защиту "Тупак Амару". "Это еще что за птица такая?" — разыграл я идиота. Девчушки стали терпеливо объяснять, что "Тупак Амару", мол, это перуанские карбонарии, которые только что держали много заложников.
— Так я не понял, кто из них хороший — тупакамаровцы или заложники?
— Тупакамаровцы хорошие, потому что они против социальной несправедливости, — пояснили девушки.
— А вот если бы вы попали в заложники, что бы вы тогда говорили?
— А они с заложниками хорошо обращались: кормили, за четыре месяца пальцем не тронули. А вот вы знаете, какие в Перу ужасные тюрьмы?
— Кто же этого не знает, — согласился я. — И дискотеки запрещены.
— Это ваще позор, — согласились девчонки.
— Вы часом не перуанки? — спросил я под конец.
— Нет, мы полячки, — весело ответили они.
"Nobody is perfect", — философски подумал я и отправился к толпе демонстрантов.
Еврейская "Могилка" для первомайских демонстрантов
Профессор Луи уже прочищал горло под белым навесиком. Звуковая аппаратура питалась от стоявшего в сторонке движка, возле которого сидел механик такой необъятной толщины, что его впору было выставить перед демонстрантами как символ того, против чего они борются.
Перед трибуной стояли 20 складных стульчиков, на которых сидели пожилые и увечные демонстранты с зонтами. Из динамиков раздавалась зажигательная латиноамериканская музыка. Потом зазвучала песня на непонятном языке. Я спросил у соседа, что за язык. Оказалось, идиш. Песня, как мне пояснили, называлась "Моя могилка". Не знаю уж, какие импульсы побудили устроителей запустить ее на первомайском митинге.
Затем выступил Профессор Луи. Он начал с того, что вот уже четыре часа, а у людей, живших здесь до нас, то есть американских индейцев, вообще не было часов! И денег не было! "Вы подумайте только: как это может не быть денег?!" — задался вопросом пожилой рэппер. И без перехода наехал речитативом на всех нынешних классовых врагов, а пуще всех на нью-йоркского мэра Джулиани: он и бомжей поразгонял, и городских сумасшедших почти убрал с улиц, и почти вывел тех, кто мыл ветровые стекла у машин на светофорах, а потом требовал у водителей денег.
Обыватель, разумеется, до смерти благодарен Джулиани за все это и скоро выберет его на второй срок, но на Юнион-сквер его 1 мая за это не любили и продавали круглые значки с его перечеркнутым портретом.
Дождь кончается вместе с классовой борьбой
Никому из более или менее известных политиков тратить время на митинг не захотелось. Те пятеро, что резко выделялись в толпе демонстрантов своими приличными костюмами, оказались не политиками, а их порученцами. Они зачитали послания боссов по бумажке.
Из "настоящих" пришел только Сэл Албаниз. Он баллотируется в мэры, конкурируя с Джулиани, и, без сомнения, будет съеден тем с потрохами. Было еще несколько профсоюзных деятелей, один из которых заявил: "Насколько я знаю, это мы выиграли холодную войну. И что же получается? Мы послали России миллиард долларов! Как насчет того, чтобы истратить эти деньги здесь, в Америке, на американских рабочих?!"
Миллиардов в последние годы в Россию ушло значительно больше, но присутствующим вполне хватило и одного: они захлопали в ладоши и зашумели.
Польские тупакамаровки свернули насквозь промокший транспарант и нахохлились под парасолькой. К ним присоединился здоровый малый с советским значком "Гвардия".
Одиноко стояла велосипедистка с волосатыми ногами, что в Америке является признаком крайней степени прогрессивности. Кругами ходила убогая старуха с торчащими, как у вепря, нижними зубами. Коммунисты выставили стол с бесплатной партийной литературой и растворились в толпе. Четыре фотографа без устали щелкали затворами. Жизнь кипела. Лил дождь, который органично вплетали в свои речи все ораторы: "Даже дождь не может остудить огонь, пылающий в наших сердцах...", "Несмотря на ливень...", "Вопреки стихиям..." и т. д. и т. п.
Дождь кончился одновременно с митингом.