Место сериала в современной жизни сравнимо со временем в ней телевидения вообще. Посудите сами: в день по основным шести каналам идет 19-20 сериалов, то есть любитель этого рода продукции может, грамотно переключая каналы, так и не слезать с любимого коня. Поклонник музыки, спорта, эротики и даже рекламы такой возможности не имеет. В лице (точнее, в безличии) сериала мы имеем дело с серым чемпионом телепроката. Почему же сериалы так популярны, задумался корреспондент "Коммерсанта-Daily" ЛЕОНИД Ъ-КОСТЮКОВ.
Фигуры кадрили
Качество сериала как произведения искусства запредельно. Оператор то и дело просто устанавливает камеру на штатив и уходит курить. Режиссер, вероятно, хлопает в ладоши и кричит по-испански: "Поехали!" Мне пришлось видеть серии, где сценарист бастовал, точнее, ограничивался указанием "Свадьба. сер. 235-237". Сериал допускает и эксперименты с трансляцией в духе музыкальных идей Стравинского: запустить одну и ту же серию два раза подряд, поставить следующую серию раньше предыдущей и т. п. Возникает ощущение возможности дальнейшего упрощения и аскетизации. Дело не в том, о чем мы думали. Есть, вероятно, чисто мистический способ удержания зрителя у экрана — невзирая на картинку, — и сериал подошел к открытию этого способа ближе, чем что-либо еще.
Очевидна компенсаторная функция сериала. Он дает зрителю то, чего ему недостает в повседневной жизни. Например:
Понедельник. До отпуска 154 дня. Марина рассказывала о своих чулках. Штирлиц был на грани провала.
Вторник. До отпуска 153 дня. Чуть не отравился бефстрогановом. Штирлиц провалил план рейха насчет мира с США.
Среда. До отпуска 152 дня. Инженер Д. ударил коллегу мороженой курицей. Штирлиц уговорил Бормана сотрудничать.
Для сравнения — то же, но позже:
Понедельник. Рухнул ряд социалистических режимов. Изауру обещали сослать на кухню.
Вторник. Возникли две новые партии, беспорядки в Литве. Изауру еще раз обещали сослать на кухню.
Среда. Расстреляна чета Чаушеску. Изауру сослали на кухню.
Разница, согласитесь, ощутима. По деликатному выражению Гегеля, явление перешло в свою противоположность. Точнее, как в кадрили: кавалер и дама поменялись местами, но все равно не совместились в пространстве и времени.
Детали конструкции
Если смотреть сериал невнимательно, кажется, что его основной закон — вялое жизнеподобие (я, разумеется, говорю не о фантастике или детективе, а о самом загадочном и тупом жанре "просто сериала" — латиноамериканской истории скорее вообще жизни, чем конкретно любви). Ближайшее рассмотрение дает иной результат: сериал собран из типовых деталей, не имеющих подчас никакого отношения к действительности. Вот некоторые из них:
— основной любовный конфликт: он любит ее, она любит его;
— чтобы отомстить подлецу-партнеру, она становится всемирно известным модельером;
— один из героев попадает в катастрофу, врач назначает ему один шанс из тысячи, этот шанс всегда срабатывает;
— один из героев слеп или парализован, однако прозревает (обретает подвижность), тем не менее по каким-то сумасшедшим соображениям продолжает играть роль слепого или парализованного.
Видимо, эти условные детали отчего-то важны сами по себе. Мы к ним еще вернемся. Очевидно, порядок соединения их в целое несуществен.
Место сериала в совокупной культуре определяется той антиномией, частью которой он является. Сериал противопоставлен клипу. Сверхбыстрый, взвинченный монтажный ряд клипа уравновешен медленным и линейным ходом сериала.
Отсюда же свобода сериала от намеков. Отсюда же почти полное табу на музыку (например, одна песня-заставка на 200 серий). Парный эффект — запрет на стилистику наследования в производстве клипов; за, допустим, клипом "Вампир" никогда не последует "Вампир-2".
Вернемся к Гегелю за очередной банальностью: количество переходит в качество. Сериал следует по естественной временной шкале за многосерийным фильмом, но это не многосерийный фильм, а нечто иное. Интереснее то, что не сериал завершает эту героическую шкалу.
Принцип сериала — медленное и трудное восхождение к логическому концу. Но "Санта-Барбара", например, не имеет этого логического конца. Все пары уже сочтены счастливым браком. Штатные злодеи наказаны (что не мешает время от времени появляться внештатным). За счет полной аморфности суперсериал обретает необходимую непредсказуемость и становится подобен... нет, все-таки не жизни, а обычной телепередаче. Скажем, кабачку "Тринадцать стульев".
Особенно это сходство проявлялось в сериях "Санта-Барбары", целиком проходивших в баре. Персонажи один за другим появлялись в дверях и кратко вели себя согласно штатному расписанию. Не хватало только ведущего, который бы вел диалог с новичком:
— А это кто?
— А это пан Мейсон. Он страдает раздвоением личности.
— А как он с этим борется?
— Он напивается, пока личности не совпадают.
— А это кто?
— А это пан Ти-Джей. У него несчастная любовь (он любит ее, она любит его).
— А как он с этим борется?
...
Смысл происходящего
Что ж, настала пора обобщений. Мы попытались загнать сериал в некий диапазон количества, качества и жанра. Выяснили, что этот диапазон достаточно узок. Феноменом, достойным обсуждения, является не сам сериал, а его популярность в современной России. Моя гипотеза состоит в том, что ключевые ходы сериала (см. выше) прочитываются как символы на подсознательном уровне и привносят душевный комфорт в жизнь наших граждан. Итак.
Он любит ее, она любит его — все в порядке. Все твои неприятности носят откровенно локальный характер и рассеются — не сейчас, не вдруг, а через много серий. Она (он, родина, судьба) может орать тебе в ухо, что не любит тебя или что любит не тебя, может выходить замуж за другого и рожать ему детей, это не влияет на основной конфликт: она тебя любит.
Мстя ему, она становится великим модельером — твои неприятности есть горючее твой жизни. Пережги всю неудовлетворенность, всю горечь в позитив. У тебя короткие ноги, и тебе не быть моделью. Ты не способна стать математиком или художником. Но неужели ты не понимаешь, как выглядит хорошая одежда?! Тебе не надо будет самой рисовать ее или даже шить. Это сделают твои работники. Для мужчины компенсационный путь — бизнес или политика. Неважно, нужно для этого что-то или нет. Важно, что для этого не нужно ничего очевидного. Есть иллюзия, что в этих сферах можно достичь всего, не имея ничего индивидуального.
У тебя один шанс из тысячи, и он всегда срабатывает — настолько прозрачно, что даже не нуждается в переводе. По сути наши экономические реформаторы ищут этот самый шанс из тысячи. Иероглиф надежды в химически чистом виде.
Дядя умеет ходить, но не встает с инвалидного кресла — и все-таки все в порядке. Большинство из нас общалось с отечеством как нерадивый сын с матерью. "Как дела?" — орали мы на бегу. "Нормально", — отвечала нам родина астматическим голосом Черненко и махала негнущейся рукой. Мы видели, что бодрость ответа не соответствует действительности, но предпочитали не обращать внимание на это противоречие.
Теперь из всех информационных щелей родина, не дожидаясь нашего вопроса, ревет: "Плохо!" У нерадивого сына есть одно устраивающее его объяснение: она просто придуривается. Вот только я отвернусь, она вскочит с инвалидного кресла, махнет свои сто пятьдесят и сядет назад.
Сериалы нужны. Они прививают нам метафизический опыт стабильности и навык медленного движения к счастливому концу. И если это не имеет отношения к искусству, Бог с ним, с искусством. Переключи канал. Пора смотреть сериал.