В который раз 8 марта, растянувшееся на три праздничных дня, совпало с Прощеным воскресеньем, поставив телеобозревателей перед неприятнейшей дилеммой: или, исполняя мужской долг, предаться говорению галантных пошлостей, или, почитая долг христианский, демонстрировать смиренное уныние. Новаторским открытием последнего года стала благополучная совместимость двух этих крайностей, которые, как выяснилось, вполне могут ужиться, коли надо всем властвует всепоглощающая скука. Предъявив в минувшие выходные одну передачу томительнее другой, воскресные политики примирили непримиримое, чему, как ни странно, новейшее назначение Чубайса только поспособствовало.
Странного в этом, если вдуматься, немного. Воскресная политика рождалась в борьбе и процветает в сопротивлении. Образ врага и Евгений Киселев, и Сергей Доренко лелеют от горькой необходимости — иначе у них не складывается никакая драматургия. Глупость хулы, как известно, менее заметна, чем глупость похвалы, и радостное событие, каковым стало объявленное в пятницу первое вице-премьерство Чубайса, загоняет воскресных политиков в тупик. Без вдохновенной питательной злобы анализ выходит каким-то бескрылым: назначение Анатолия Чубайса, сказало доренковское "Время", есть ответ президента Ельцина Думе на попытку медицинского импичмента. Немудреное замечание. Но даже если оно и так, интересно, что теперь воспоследует. Это вопрос, которым озадачился, пожалуй, один Николай Сванидзе.
Воскресный бенефис Егора Гайдара — сперва в "Зеркале", а потом в "Итогах" — предстал, словно показанный в обратной последовательности: диалог лидера "Демвыбора России" с Киселевым закончился ровно на том, с чего начался его разговор со Сванидзе. Перед тем как выпустить в эфир Гайдара, автор "Зеркала" попытался очертить программу нового кабинета, автор "Итогов" — лишь интригу вокруг кадровых назначений. Это обернулось тем, что добрую половину киселевской передачи занял нуднейший репортаж о Зюганове, которому плюнули в душу, и интервью с вечно оппозиционным Явлинским — тоже, видимо, потребное для вящей остроты. В результате суть события, и без того туманная, оказалась полностью похороненной. Яблочный вождь, неистощимый в своей демагогии, в очередной раз с успехом доказал, что "плюрализм мнений" — вещь, как правило, никчемная и, пожалуй, даже более вредная, чем киселевская страсть к интригам.
Звезда Евгения Киселева воссияла в эпоху перестройки и гласности — с тех пор он, похоже, уверен, что "плюрализм мнений" и есть символ демократии, которому все заведомо приносится в жертву. Думается, однако, что это некоторое преувеличение, и пресловутый плюрализм — всего лишь символ того журналистского поколения, к которому принадлежит Киселев. Впав в неизбежный в таких случаях пафос, следует заметить, что горбачевский "плюрализм мнений" и даже общепринятая свобода слова — все-таки относительные ценности; абсолютной ценностью является сама свобода, и только. Исходя из этой более традиционной аксиомы, понятно, что позднее пушкинское признание "и мало горя мне, свободно ли печать морочит олухов, иль чуткая цензура в журнальных замыслах стесняет балагура" — менее всего парадокс.
Сегодня уже необязательно, работая из передачи в передачу на Чубайса, широким жестом приглашать в прямой эфир его дежурного супостата — простодушные нормы 1989 года немножко устарели. Помимо плюрализма есть еще и польза. Явлинский найдет себе другую программу или перетопчется. Умному он неинтересен, а глупого только запутает. Провинциальная девочка Наташа Пыхтеева из последнего "Зеркала", которая, задумчиво глядя в камеру, в качестве честного чиновника называет Ю. М. Лужкова, — типичная жертва такого "плюрализма мнений". И, к сожалению, не единственная.
К числу этих жертв относится и юный репортер ОРТ Анатолий Адамчук, чье интервью в субботнем "Времени" горделивый Доренко представил как сенсационное. Сенсации особой, впрочем, не оказалось: с чеченскими бандитами российские журналисты общаются давно и охотно. Лавры первопроходцев тут, безусловно, у НТВ. Похититель журналистов и бизнесменов, который любезно согласился побеседовать с Адамчуком, не только пожелал остаться неизвестным, но, очевидно, продиктовал мизансцену репортажа. Бандит сидел спиной к камере, Адамчук волей-неволей лицом, что все время выявляло комизм происходящего: бледная, собранная от страха фигура жертвы и спокойная вальяжная — Робина Гуда, конечно же, раздающего вырученные от выкупа деньги вдовам и сиротам.
Никакой более ценной информации в интервью, понятное дело, не оказалось, но даже если б она была, это еще не повод для эфира. "Если ребята очень дерзкие, они расстреливают заложников... были случаи и я расстреливал", — говорил интервьюируемый с такой обыденностью, будто речь шла о стрельбе в тире. Интервьюер всякий раз кивал головой — не потому, конечно, что соглашался душой с собеседником, а потому только, что во время интервью принято кивать. И обращение друг к другу на "ты" у них тоже было, разумеется, не пушкинское, "сердечное", а обычное, рефлекторное. Но именно это плохо, лучше бы наоборот. Рефлекторный кивок, как и рефлекторное "ты", сама дежурность интервью как жанра легитимизирует бандита, он утрачивает свою неординарность.
Правды ради заметим, что реакция воспоследовала на следующий же день в "Зеркале" Сванидзе. Директор "Радио России" Сергей Давыдов, занятый сейчас в Чечне поисками заложников, прокомментировал интервью "Времени": "Вчерашний материал у Доренко у меня вызвал какое-то огромное чувство протеста... Когда я услышал о том, что этот боевик, сидевший там спиной, рассуждал о том, что кого-то они расстреливают, кого-то не расстреливают, я в первую очередь вспомнил о женах, о детях, о матерях тех ребят, которые сейчас захвачены". Нехитрая мысль, но возразить нечего.
На фоне же (наверное, вздорных) разговоров о том, что корреспонденты ОРТ были выкуплены телевизионным начальством, получившим назад половину суммы в качестве "отката", еще раз сошлемся на материалы последнего "Зеркала" Сванидзе — сенсация Доренко--Адамчука выглядит предельно странно. Во всяком случае, загадочнейший финальный монолог ведущего звучит, словно обращенный к самому себе: "У нас теперь появилась масса свободного времени, и мы решили посвятить его изучению сезонных обострений, психологических кризисов и психических расстройств у лиц, которые постоянно претерпевают фрустрацию в своем основном виде деятельности. Особенно часто такие сезонные обострения происходят в конце февраля — в начале марта, и особенно остро они протекают на фоне застарелых комплексов или гормональной возрастной перестройки организма... Хотел бы прояснить, что наши исследования... никак не связаны с депутатами".
Увы — наши цитаты тоже никак с ними не связаны.
АЛЕКСАНДР Ъ-ТИМОФЕЕВСКИЙ