На этой земле он инкогнито
Ему не нравится, что каждый человек может заглянуть в глаза и узнать любую тайну, получить ответ на любой вопрос. Под темными очками скрывается обнаженная натура Карла Лагерфельда, его голая душа. По глазам можно прочитать многое, почти все. А это уже большая тайна и большой вопрос, потому что он — один из тех единственных, кто моден в мире моды.
Лагерфельд отвечает на вопросы коротко, но долго думает, сидя в большом кресле у себя на вилле в Монако, где находит убежище от назойливой жизни, назойливой моды, от Парижа, который утомляет за три месяца бесконечной суеты, причем суеты разной, поскольку Лагерфельд един в трех лицах.
Его первое лицо — Chanel. Лагерфельд знает цену себе и знает, что он не вправе оставить эту марку, как сделал Джанфранко Ферре с Dior. В случае с Лагерфельдом получается нечто большее, нежели просто контракт, — Лагерфельд уже давно часть Chanel, честь Chanel и душа Chanel, если угодно. А расставание души с телом — уже смерть, как ни посмотреть.
Второе лицо и второй повод для беспокойства — Chloe, старинная любовь Лагерфельда, еще с 1975 года. Уже тогда он был скромен настолько, чтобы сочинить свой первый запах под чужим именем. Вскоре после духов появилась и одежда Chloe с явным оттенком KL, и за этой маркой вновь скрывался Лагерфельд, могучий и ужасный, который очень скоро покинул Chloe — с тем, чтобы вернуться много лет спустя, в 1992-м.
Третье и главное лицо и главная забота Карла Лагерфельда — Карл Лагерфельд. Уже 15 лет он делает одежду, украшения к одежде и запахи к одежде для самого себя. То есть не для себя как мужчины, но для себя как дизайнера, — удовольствие и бизнес уравновешены, впервые за много лет.
Оставив заботы, многорукий человек Карл Лагерфельд садится на свой старый немецкий велосипед и едет выбирать натуру.
Потому что Лагерфельд — единственный из всех дизайнеров — привык все делать сам. Сам ищет моделей. Сам сочиняет аксессуары. Сам выдумывает make up и как уложить волосы. В конце концов, Лагерфельд еще и гениальный фотограф, поэтому свои платья он снимает сам.
— И не терпите, чтобы вам давали советы?
— Почему же? Я люблю, когда советы правильные и совпадают с тем, о чем я думаю. Но вообще-то я держу советчиков на отдалении. Пусть советуют. Я все решаю сам.
Он снимает для своих рекламных страниц в журналах — где будут черно-белые силуэты, красавицы под стать Вере Холодной, немного кружева и декадентский шик. Лагерфельд любит бледные лица-- хотя сам всегда коричневый.
— Потому что я смуглый. Но мне нравится белое лицо.
Поэтому он так любил Надю Ауэрманн, белую, длинноногую, с отсутствующей талией. Однажды он даже сделал портрет Нади Ауэрманн без одежды. Надя получилась странной, но позволила Лагерфельду опубликовать этот портрет, где некрасивое и неправильное тело было подобно скульптуре, при рассматривании которой неважны очертания, но важна любовь скульптора к данному телу.
Потом Лагерфельд прогнал Надю Ауэрманн, никто не знает почему. Самые злые говорят — потому что решил, что немцам в мире моды лучше держаться по отдельности. Но не стоит судить.
Прогнав Надю, Карл принялся за англичанок. Первой стала Каролин Мерфи с детским лицом и высокой шеей. Карл затащил Каролин в порт. И снимал там, на фоне контейнеров, готовых к отправке, и на фоне кранов, поднимающих эти контейнеры. Каролин была кроткой и милой, все понимала и скоро исчезла, исчерпалась.
Прогнав Каролин, Карл взялся за Джоди Кидд, другую англичанку с детским лицом и с не очень длинной шеей. Джоди оказалась самой послушной и грамотной — она понимала неизреченные слова и не пришедшие в голову мысли, понравилась. Следующую коллекцию, осень/зима`97/`98, KL снимает с ней.
Авторитарно мыслящий Лагерфельд готов терпеть рядом с собой на съемочной площадке примерно пять человек. Визажиста, который будет изображать на лице жертвы то, что скажет Лагерфельд. Парикмахера, который будет причесывать волосы жертвы так, как Лагерфельд нарисует на случайном листе бумаги. Саму жертву — обязательно белолицую, желательно даже иссиня-бледную, худую, с торчащими костями, потому что теперь так принято у Лагерфельда. И еще того парня — который таскается за Лагерфельдом со всем фотографическим скрабом и направляет на жертву объектив — чтобы жертва выглядело объективно.
Потом Лагерфельд заглядывает в волшебное стекло и спускает курок. На десятом часу стояния в удобной позе — с ногой, вывернутой наружу, и рукой, заломленной за спину, — жертва благополучно падает. Лагерфельд отправляется ужинать. Всем спасибо.
ФЕДОР Ъ-ПАВЛОВ-АНДРЕЕВИЧ