Михайловскому замку исполнилось 200 лет
26 февраля 1796 года торжественно был заложен в присутствии императора, императорской фамилии и всего двора первый камень новой императорской резиденции, получившей название "Михайловский замок". Строительство этого огромного сооружения продвигалось очень быстро — всего за четыре года дворец был полностью готов, внутренняя отделка покоев закончена, и император со всей семьей переехал из ненавидимого им Зимнего в абсолютно новое, только для него выстроенное помещение. Тем самым Павел I порывал со всей предыдущей традицией петербургского периода царского дома, в то же время не возвращаясь в Москву, — с Михайловским замком должен был начаться новый период в династической истории дома Романовых. По сути, он и начался, и до сих пор историки не знают, как его оценить, — как гримасу безумного тирана или как мечтательный вздох трагического безумца. Слишком быстро этот новый период кончился. "В ночь с 11 на 12 марта 1801 г. Павел скоропостижно скончался в выстроенном им Михайловском дворце (нынешнее Инженерное училище)", — сообщает нам Энциклопедия Брокгауза и Эфрона, выпущенная в 1897 году, то есть почти через столетие после цареубийства. Александр I вернулся в Зимний дворец, в покои бабушки, а от Михайловского замка императорская фамилия всячески старалась избавиться. Лучше всего его было снести, но так как затраты на эти гигантские работы были бы не менее крупными, чем затраты на его сооружение, тот он сдавался в наем, переходил от одного учреждения к другому, раздавался, обдирался, расхищался и торчал в самом центре Петербурга как непонятное, таинственное, пугающее и нелепое здание, нескладно вписывающееся в петербургский пейзаж и в русскую историю.
Заведомая ложь, напечатанная Брокгаузом и Эфроном, была продиктована не только цензурными соображениями. Сегодня, после того как с привычной легкостью мы заучивали, что императорская семья была расстреляна из соображений государственной безопасности, нам трудно представить, что значило цареубийство в прошлом веке. Оно накладывало пятно не только на двор и дворянство, но и на весь народ, не сумевший защитить Богом ему данного императора. Совесть мучила не только Романовых, косвенно замешанных в отцеубийстве, но и всех подданных империи. Замок и историю, с ним связанную, обходили молчанием не из-за одной свирепости цензуры — каждому мыслящему человеку было неприятно вспоминать об этом российском преступлении. Поэтому долгое время в нем помещались различные учреждения, не находившие другого места: капитул российских орденов, государственный архив, институт слепых, комиссия духовных училищ и даже квартиры частных лиц. В 1811 году помещения Михайловского замка сдавали магометанам для богослужения, а несколько позже знаменитая Татаринова устраивала в нем свои хлыстовские радения. До того как великий князь Николай Павлович, будущий император Николай I, не добился передачи замка инженерному ведомству, коего он был генералом-инспектором, и там были устроены Инженерный департамент и Инженерное училище, Михайловский замок был обиталищем различного рода сомнительных организаций, чуть ли не приютом нечисти, напоминая ту церковь из повести Гоголя "Вий", откуда бесы не успели выскочить, застигнутые криком петуха, да так навеки и застыли в дверях и окнах.
Подобным пугалом стоял бывший императорский дворец в самом центре столицы, и все порядочные люди старались, перекрестясь, как можно скорее пройти мимо. Конечно, слухов и темных легенд роилось вокруг него порядочно, но никакой законченной литературной обработки это бесформенное месиво не получило из-за запретности темы. Устных рассказов же было, верно, множество и о привидении, появляющемся в галереях, и о мистических предчувствиях императора, и о проклятости места, и о его священности, и о видении простому солдату, которого архангел Михаил убедил в необходимости сообщить Павлу о божественном повелении основать новую резиденцию, и о быстром его согласии, так как перед этим архангел предупредил и самого императора.
Первым произведением, касающимся бывшего императорского дворца, стал святочный рассказ Н. С. Лескова "Привидение в Инженерном замке". Действие рассказа относится к 1860 году, и в нем описывается, на первый взгляд совершенно невинно, быт мальчиков-кадетов, сильно тяготившихся жизнью в мрачном здании, жестким распорядком и тиранией ограниченного директора. Один из резвейших шалунов решает отомстить ненавидимому начальнику уже после его смерти и, стоя в карауле у его смертного одра, хватает покойника за нос. Ужасное наказание следует тут же: покойник оживает и громко вздыхает, а у гроба буквально материализуется совесть, о которой накануне проповедовал мальчикам священник, называя ее "серым человеком", встающим в сумерки и говорящем каждому "о том, что в мыслях есть нехорошего". Священник советовал "не тревожить его радостью о чужой смерти" и был совершенно прав, в чем кадеты убедились на собственном опыте. Совесть оказалась больной женой покойного, оживление мертвеца — оптическим обманом, но вся история стала нравственным уроком кадетам, оставившим "навсегда глубокое впечатление". Таким образом, под видом святочного рассказа Лесков сформулировал отношение интеллигентной России к одному из самых тяжелых моментов ее истории.
В небольшом рассказе сконцентрированы все ощущения, которые связывались с Михайловским замком в прошлом веке: сумерки, пронизывающая сырость, туманное освещение в гулких коридорах, шепоты духов, шаги мертвецов, заброшенность, опустошенность и муки совести. То, чем изначально была знаменита новая резиденция, было почти забыто. А в 1800 году замок поражал всех своей пышностью, богатством, прихотливостью и фантастической изысканностью. Впрочем, фантастичен он был настолько, что совершенно не вязался с какими-то принятыми нормами хорошего вкуса. Архитектура его была великолепна и анахронична. В начале XIX века, во время торжества неоклассики, вдруг вырастает причудливый барочный замок, с планировкой, похожей на средневековый лабиринт. Август Коцебу, оставивший его подробное описание, замечает: "Пусть представят себе эту причудливую смесь предметов, которые, взятые в отдельности, отличаются большими красотами, но, сопоставленные таким образом, только поражают, но не нравятся". В этом винили вкус Павла, предписавшего эти несоответствия, и подобное отношение к замку окончательно было узаконено Грабарем, описавшим его в своей "Истории русского искусства" как постройку интересную, но крайне странную.
Отношение Грабаря в общих чертах соответствовало восприятию Михайловского замка всем Серебряным веком. По ощущению он должен был бы импонировать и его поэзии, и его ретроспективистским пристрастиям, но все же и для Ахматовой, и для Анненского, и для Бенуа было предпочтительнее Царское Село. Только в великом романе Андрея Белого замок превращается почти в действующее лицо, и его красные стены вторят кривляниям красного домино, носящегося по улицам Петербурга. Тем не менее в форму культурного мифа мифология Инженерного замка не отлилась. В пьесе Мережковского он является лишь местом действия. То же самое можно сказать и о романе Тынянова "Поручик Киже", и уж тем более о скромном историческом романе Ольги Форш. В советский период замок вообще был закрыт для посещения, там располагались "закрытые ящики", и ленинградская интеллигенция с жадностью разглядывала сквозь вечно закрытую решетку гранитный вестибюль и скульптурную лепку на стенах главного двора.
Теперь часть замка открыта, и путешествие по странным анфиладам, сохранившим лишь намеки на былое великолепие, поучительно и увлекательно. Благодаря сотрудникам Русского музея посетители имеют возможность прочесть описание залов и их обстановки, которую, увы, уже невозможно восстановить. К сожалению, Михайловский замок навечно останется петербургской загадкой, но хотелось бы, чтобы Лесков был прав, говоря о "последнем страхе в Инженерном замке", что "с этого случая... всем нам стало возмутительно слышать, если кто-нибудь радовался чьей бы то ни было смерти. Мы всегда помнили... благословляющую руку последнего привидения Инженерного замка, которое одно имело власть простить нас по святому праву любви... То, которое мы видели, было последнее". Это было бы лучшим концом неясного петербургского мифа, связанного с этим замечательным зданием, которое многие считают самым красивым в городе. Желание Лескова не сбылось. В России продолжали радоваться смерти ближнего, и убийство до сих пор считается способом достижения свободы. Поэтому привидение из рассказа Лескова не было последним.
АРКАДИЙ Ъ-ИППОЛИТОВ