Агентство Reuter сообщило, что самой популярной книгой этого века англичане признали трилогию Джона Роналда Руэла Толкиена "Властелин колец".
"Граница между взрослыми и детьми непреодолима. Принципиальная разница заключается в том, что взрослые строят мир детей как хотят, а сами живут как получается", — прочла я в книге Петра Вайля и Александра Гениса "60-е. Мир советского человека". Пафос главы "Накануне праздника. Школа" заметно отличается от общего ироничного тона этого слишком, на мой вкус, холодного сочинения, здесь чувствуется что-то очень личное — горечь и непрощенная обида. Вполне объяснимая. Авторы — не шестидесятники, к судьбе которых нетрудно относиться насмешливо-равнодушно. Они как раз те первоклассники 1961 года, которых взрослые "по молчаливому сговору решили оградить от разочарований" и оставили им в наследство собственное детское чтение.
В скудном на развлечения и щедром на дидактику мире советского детства чтение играло важную роль учителя жизни, с которой, естественно, не справлялось. Детская литература детей обманывала. Она, из лучших, возможно, побуждений, лакировала реальность ровно настолько, чтобы сохранить видимость правды. Более того, она учила быть хорошим человеком — мужественным, смелым, великодушным.
Когда дети шестидесятых выросли и как героиня любимой мною сказки поняли "дьявольскую уловку врагов — примешивая немного правды, они делали ложь правдоподобной", то оказались разочарованными. Мир не соответствовал их представлениям, и сами они оказались не такими, какими хотели стать. Недостаточно мужественными, совсем не смелыми и не вполне великодушными. Как выяснили позже советская взрослая литература и кинематограф, выросло истеричное и инфантильное поколение, не прекращавшее с возрастом свои полеты во сне и наяву, поскольку никак не могло снизить уровень притязаний к себе и к миру.
"Знаешь, ты кто такой? Ты гонишься за сильными ощущениями, а когда они на носу, пасуешь и прячешься в кусты". "Я не лев, — обиделся Снифф, — я хочу маленьких приключений. Чтобы как раз по росту". В комфортном мумми-тролльном мире, как и в игрушечном милновском лесу, каждому разрешалось быть самим собой: медвежонку — сладкоежкой, ослику — занудой; там от тигра не требовали кротости, а от поросенка храбрости. Там понимали другого как другого. Выросшие на таких книгах дети приняли политкорректность как норму жизни.
Нынче, жалуются родители, дети читают мало. В чем я, например, большой беды не вижу. В сетях "Интернета" достаточно информации, подростковые "мыльные оперы" вполне назидательны, а изобретательный голливудский кинематограф способен компенсировать детскую агрессию, сентиментальность и потребность в чуде. К тому же наши дети так заняты получением "хорошего образования", что читать им попросту некогда. Поэтому если и стоит предлагать им книгу, так только такую, какую читаешь сам. Трилогию "Властелин колец", например. Она не только разрушает фальшивую границу между детьми и родителями, но объединяет со всем миром — среди знакомых мне детей Толкиен так же популярен и любим, как и у англичан.
ОЛЬГА Ъ-КАБАНОВА