Закрытые клубы раньше и теперь

Путь в масоны из шоу-бизнеса

Семьдесят лет мы ходили только в клубы заводские и сельские — на танцы
       Остается загадкой, отчего высшая коммунистическая номенклатура — пусть не в аскетические времена сталинских дач, но в эпоху большевистского декаданса, названного "застоем", — не воссоздала традицию элитарных клубов — для партийных бонз, придворных писателей, где им пели бы на ушко теноры из Большого. По-видимому, Клуб предполагает внутри своих стен известное равенство членов, что совершенно невозможно в условиях жесточайшей византийской иерархии. Нынешняя буржуазная элита, однако, прежними партийными радостями никак не может довольствоваться. И вот в нынешней Москве один за другим — спустя восемь десятков лет — открываются элитарные клубы разного профиля.
       
       Считающий себя самым закрытым, а значит самым престижным — это семейный городской клуб "Монолит", членом которого наряду, скажем, с председателем городской Думы г-ном Платоновым и певицей Ларисой Долиной стал недавно японский посол в России. Это клуб космополитический, никому в русской истории не подражающий, но следующий западным образцам. Есть у "Монолита" роскошное помещение в центре Москвы, есть прекрасный собственный ресторан и повар-француз. Здесь можно поиграть на бильярде и в "монопольку", но играют здесь, надо полагать, "на интерес". Сюда приходят семьями.
       Существует несколько закрытых коммерческих клубов, в старинных особняках, со своими ресторанами, и этим отчасти похожих на старинный Купеческий с той разницей, что нынче здесь делают не столько деньги, сколько политику.
       Пожалуй, лишь одно клубное современное начинание преследует цель реставрации, хоть вуалирует это скромным наименованием "Экзекьютив Клуб Москва" (причем первое многозначное английское слово мало кто из членов клуба понимает и решительно никто не может произнести), претендующее быть наследником знаменитого Английского клуба.
       Важнейшим признаком любого старинного клуба было наличие в нем официально запрещенной рулетки. Ни один дореволюционный клуб, включая Английский, не мог бы столь пышно существовать лишь с членских взносов и от доходов от буфета и ресторана — без игры. Причем прибыль приносили прежде всего так называемые "штрафы" — геометрически растущая по мере приближения утренней зари почасовая плата, взимавшаяся с игроков в "адской" игровой комнате. Как писал Гиляровский, "это был клуб Фамусовых, Скалозубов, Загорецких, Репетиловых и Чацких". "Шумим, братец, шумим", — это именно о либеральных нравах и вольнодумных речах, принятых в пушкинские времена в клубной "говорильне". Достаточно сказать, что завсегдатаем Английского клуба был Чаадаев.
       Надо особо отметить: Клуб стоял на трех китах — игра, чревоугодие (или, скажем, гурманство) и традиционное вольномыслие. Нынешний слепок Английского клуба, просящийся к нему в наследники, увы, эту триаду никак не может воплотить в жизнь. Во-первых, своего особняка у клуба нет, а значит, нет и своей кухни — приходится довольствоваться то рестораном "Метрополя", а то и вовсе деградировавшим со времен советско-китайской дружбы "Пекином". Во-вторых, пристрастие к игре нынче — порок не аристократический, но скорее присущий людям сомнительных занятий и доходов. Наконец, основной состав нынешнего клуба — это политико-финансовый истеблишмент, по сути — новая номенклатура, опора режима, но никак не потомственные масоны-вольнодумцы. Еще одно отличие от первых времен неотвратимо — тогдашние клубы (за исключением Литературного общества, как наименее консервативного) были, разумеется, исключительно мужскими. В них не было, как в собственно английских элитарных клубах викторианской эпохи, даже так называемых "курятников", специальных помещений для дам, клубных, так сказать, гинекеев.
       И еще одна забавнейшая черта нынешнего "Клубного" (с большой буквы, чтобы не путать с клубами ночными и "по интересам") движения — обильное присутствие в них актеров и деятелей эстрады. Интересно, что сказал бы Чацкий, если бы, сев за клубный стол, обнаружил рядом Людмилу Гурченко, Ширвиндта или Винокура? "Карету мне, карету!". Но не в конце комедии, а в первом же акте. Впрочем, это тоже знак тотальной победы эгалитаризма: ведь если во времена Мольера актеров не хоронили на общих кладбищах, то нынче английская королева вполне может наградить талантливого лицедея титулом лорда.
       НИКОЛАЙ Ъ-КЛИМОНТОВИЧ
       
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...