Владимир Тучков назвал свой роман "Танцор" виртуальным. Значит, без компьютеров и Интернета дело не обойдется. Тема модная и почти всегда провальная. Литература с Интернетом соотносится так же, как история с философией: есть философия истории и есть история философии. В бездонном Интернете литературных текстов навалом. А вот Интернет как сюжет пока остается крепким орешком для изящной словесности. Наверное, литераторы считают это слово паролем, компьютерным "сим-симом", дающим автоматический доступ к сокровищам. Не тут-то было.
Когда-то писателю Тучкову гораздо лучше удавалось спрятаться за малым жанром. Цикл его забавных рассказов "Смерть приходит по Интернету" имел определенный успех. Не знаю, что пришло Тучкову на этот раз, но то была явно не творческая удача. А, судя по внешнему виду книги, издательство "Захаров" делает на "Танцора" фандоринскую ставку. Наверняка поклонники Б. Акунина заинтересуются новым изданием со знакомым черно-белым оформлением. Вроде бы и начало элегантное: "По ночам он танцевал в ресторане". Но через несколько страниц персонаж становится одним из главных участников интернет-игры, которая называется "Мегаполис". Уже тянет в сон, потому что догадываешься, что исход игры будет совсем неинтересен. Бывает, что вместо электронного письма вам подсовывают сплошную абракадабру, которую и раскодировать невозможно.
Туманных параллелей с нашим "офф-лайновым" бытием, где тоже все подозрительно виртуально, информацию невозможно ни доказать, ни опровергнуть, где так часто все стирается и начинается заново, явно недостаточно. Владимир Тучков, как следует из послесловия, долго работал разработчиком специализированных компьютеров, и "железо" у него крутое. Но потом Тучков занялся журналистикой, и, видимо, за это время техническая мысль ушла вперед. Наверное, нам еще придется подождать следующего "сеанса связи" с по-настоящему опытным юзером.
Два известных художника нонконформиста, Анатолий Брусиловский и Гриша Брускин, неожиданно обратились к литературному творчеству. Оба выпустили по книге-альбому с множеством фотографий и иллюстраций. Оба почти отказались от традиционного мемуарного сведения счетов (только Брусиловский не удержался, чтобы не попробовать потеснить с пьедестала долговременного лидера Кабакова) в пользу спокойного неторопливого повествования. Оба рассказывают об одних и тех же персонажах. Правда, почему-то друг друга не упоминают.
Анатолий Брусиловский приглашает в собственную "Студию", где в 1960-1970-е годы собирались художники, писатели, коллекционеры и дипломаты. Автор называет свое творение романом жизни. Хотя по сути это собрание историй и портретов, перемежающихся цитатами из "гостевых книг". О себе Брусиловский говорит меньше, в основном сосредоточившись на общих размышлениях о том, как его тусовка существовала в атмосфере совка и застоя. Зверев, Яковлев, Неизвестный, Холин, Ерофеев, Сапгир, Лимонов и примкнувшие к ним Антониони и Алла Пугачева... В общем, "богатыри — не вы", вдруг обращается Брусиловский к нынешней арт-критической общественности. Неожиданные жалобы на газетных обозревателей, не вполне способных оценить масштабность "незабываемых шестидесятых", как-то плохо вписываются в помпезно изданную книгу. Поэтому, дабы соответствовать заданному пафосу, автор заключает: "Это было Время Художников!" Из фразы выламывается только слово было, которое автор почему-то постеснялся тоже написать с большой буквы.
Гриша Брускин выбрал форму кратких автобиографических заметок, таких же невозмутимых, как его фирменные фигурки в знаменитой картине "Фундаментальный лексикон". Автор внимательно прослеживает собственную жизнь: детство, семья, учеба — обо всем в форме легких непринужденных комментариев и баек, порой не лишенных остроумия. Потом настает кульминация: главное событие в жизни Брускина, московский аукцион "Сотбис" 1988 года, когда его неоцененные в СССР шесть картин были проданы за $930 тыс. Под впечатлением от этой суммы даже история замедляет свой ход — здесь автор буквально раскрывает рот и напрочь теряет самоиронию. Брускин не отрицает, что история с сотбисовским аукционом до сих пор в художественных кругах считается довольно загадочной. Однако момент волшебного превращения "непонятной мазни" во вполне конвертируемое произведение советского искусства остается непроанализированным. И затем выстраданный финал. Брускин оказывается в Америке: богемный русский превращается в добропорядочного американца.
И американский, и русский периоды творчества Набокова наконец нашли полное издательское воплощение. Набоковеды успели за сравнительно короткий срок выпустить целых два комментированных собрания сочинений. Таким образом им удалось выгодно отличиться, например, от издателей Блока, застрявших на пятой книге двадцатитомника. А у Набокова вышел заключительный пятый том собрания сочинений "русского периода". Теперь читатели, узнававшие знаменитого писателя по "ардисовским" изданиям и по неудобным ксерокопиям, смогут поставить на полки "полного Набокова". И даже сравнить "Другие берега" с их английским вариантом "Speak, memory" (в русской реконструкции Сергея Ильина — "Память, говори").
ЛИЗА Ъ-НОВИКОВА
Владимир Тучков. Танцор. Ставка больше, чем жизнь. Москва: Захаров, 2001
Анатолий Брусиловский. Студия. СПб, М.: Летний сад, 2001
Гриша Брускин. Прошедшее время несовершенного вида. Москва: Новое литературное обозрение, 2001
Набоков В. В. Русский период. Собрание сочинений в пяти томах. Т. 5. Составление Н. Артеменко-Толстой. Предисловие А. Долинина. СПб: Симпозиум, 2000