Не так сидим

 
       Две попытки корректировки действующего с советских времен Уголовно-процессуального кодекса (УПК), одна из которых была предпринята в минувшем январе Владимиром Путиным, а другая — Советом федерации, провалились. Но на днях администрация президента представила Верховному суду (ВС) еще более радикальную, чем отвергнутые поправки к УПК, концепцию судебной реформы.

       Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР для любого милиционера, прокурора и судьи больше чем Конституция. Семь лет бездействуют конституционные нормы о том, что санкцию на арест дает только суд, что задерживать подозреваемого до предъявления обвинения можно на срок не более 48 часов, а также о введении суда присяжных на всей территории страны. Выше Основного закона — УПК, позволяющий санкционировать аресты не суду, а прокуратуре и держать подозреваемого под стражей до 10 дней. А суд присяжных введен лишь в девяти из 89 субъектах РФ.
       Результат 40-летнего действия советского УПК таков: в стране каждый четвертый мужчина когда-нибудь да содержался под стражей и знает по собственному опыту, что такое "пыточные" условия СИЗО и ИВС (изолятора временного содержания).
       
       Последняя серьезная попытка изменить нормы старого УПК была предпринята 10 лет назад. Верховный Совет РСФСР после бурных дебатов внес поправку о возможности обжалования в суде ареста и продления срока содержания под стражей. Ныне из 900 тыс. санкций на арест, выдаваемых прокуратурой за год, 135 тыс. признаются судами необоснованными, а подследственные освобождаются. Этот показатель прокурорского брака довольно высок, если учитывать сложившуюся в судах практику, когда одно лишь обвинение в тяжком преступлении признается безусловным основанием для ареста.
       Недавнее вступление России в Совет Европы и признание юрисдикции Европейского суда по правам человека заставили законодателей задуматься о приведении УПК в соответствие с российской Конституцией. КС вынес более 15 постановлений о признании отдельных норм УПК неконституционными, в частности положения о даче санкций на арест органами прокуратуры. После этого в Европейский суд стали поступать заявления от российских граждан, требующих наказать Россию за продолжение практики прокурорских арестов.
       И в начале января нынешнего года президент РФ внес в Госдуму законопроект, корректирующий УПК, а именно передающий санкции на арест судам. Предварительно с документом был ознакомлен Верховный суд России, председатель которого Вячеслав Лебедев поставил на нем свою одобряющую визу. "Тут не о чем спорить,— говорил председатель Верховного суда,— ведь это конституционная норма".
       
       Вячеслав Лебедев ошибся. Госдума даже не успела рассмотреть эти поправки: ровно через две недели Владимир Путин их отозвал. Кто-то с ним поспорил. Эти "кто-то" известны — противниками нововведений выступили ФСБ, МВД и прокуратура. Руководители этих ведомств, конечно же, не грозили президенту отставками, как писалось в прессе, но с цифрами и фактами доказывали, что низшее звено судебной системы слишком коррумпировано и подвержено давлению организованной преступности, чтобы передавать ему столь важную государственную миссию — сажать граждан.
       Еще силовики объясняли, что в Чечне нововведения невыполнимы, так как судьи там — чеченцы и членов своего тейпа арестовывать никогда не станут. Другое дело — прокуроры. Они там исключительно русские, а, чтобы слишком не проникались состраданием к коренному народу, генпрокурор Владимир Устинов меняет прокуроров Чечни по вахтовому методу — каждые несколько месяцев.
       Отозвав поправки к УПК, Владимир Путин решил сделать крайним как раз Верховный суд, который в принципе против поправок не возражал. В администрации президента знали, что ВС, чтобы снизить нагрузку на районных и областных судей, хочет заполучить еще 19 тыс. штатных единиц служителей Фемиды и 82 тыс. единиц работников аппаратов судов. Вячеслав Лебедев просил об этом давно, но всякий раз получал ответ, что нет денег. И поэтому, когда администрация президента уже после внесения поправок спешно запросила судебный департамент ВС, сколько судей и денежных средств надо для того, чтобы самим судам санкционировать аресты, чиновники департамента решили воспользоваться ситуацией и запросили по максимуму — 6 тыс. судей и 1,5 млрд рублей.
       Замглавы администрации Дмитрий Козак поспешил обнародовать запросы Верховного суда в полном объеме, именно ими мотивируя отзыв проекта. Лебедеву пришлось оправдываться перед коллегами: я, мол, в отзыве не участвовал.
       
       Еще одна попытка гуманизации неприступного Уголовно-процессуального кодекса была инициирована Советом федерации. Он внес законопроект, за который Госдума проголосовала в трех чтениях. Согласно этим поправкам, подследственный может содержаться под стражей с санкции прокуратуры не более одного года (сейчас полтора года), а подсудимый — не более шести месяцев (ныне предельный срок не установлен). Кроме того, арест обвиняемого на стадии следствия невозможен, если он совершил нетяжкое преступление, наказание за которое не превышает двух лет лишения свободы.
       Как и предыдущий, отозванный президентом, этот проект закона покушался на безграничную прокурорскую власть над арестантами. В нем устанавливались более или менее разумные сроки содержания обвиняемых под стражей, при этом никоим образом не ограничивались сроки следствия.
       Но прокуратура и оперативные службы, похоже, просто не умеют и не желают учиться сбору доказательств против фигурантов дел, если те находятся вне тюремных стен. Неудивительно, что Генпрокуратура, проспавшая рассмотрение этого проекта Госдумой, к дате утверждения его Советом федерации написала спикеру СФ Егору Строеву возмущенное письмо. Владимир Устинов пообещал законодателям выпустить на свободу опасных преступников одновременно в 40 субъектах федерации, если эти поправки вступят в силу (речь шла о делах различных банд, затянутых прокуратурой до полутора-двух лет).
       В итоге сенаторы послушались Устинова и 31 января отклонили законопроект. Кстати, вину за это Егор Строев возложил не на Генпрокуратуру, а на Думу, которая, по его словам, на 80% извратила предложенный сенаторами проект: "Вместо защиты мало виновных людей нам предлагают защищать преступников и убийц. На это согласиться мы не можем".
       
       На прошлой неделе администрация президента предприняла еще одну попытку хоть что-нибудь изменить в системе российского правосудия. Уже упоминавшийся Дмитрий Козак, возглавляющий рабочую группу по подготовке концепции совершенствования правосудия, в обстановке строгой секретности представил ее руководству Верховного суда России и председателям судов субъектов РФ.
       "Власти" удалось ознакомиться с предлагаемыми нововведениями. Как выясняется из текста, Кремль не отказался от идеи урезания прав прокуратуры. Согласно концепции, она теряет полномочия давать санкцию на арест и право на допросы задержанных подозреваемых до предъявления обвинения (это сможет делать только суд). Существенно ограничен состав дел, по которым прокуратура сможет вести следствие: только по общественно опасным преступлениям и против сотрудников правоохранительных органов и судей. Все остальные дела отойдут к следственному комитету, который планируется вывести из состава МВД.
       Адвокатуре тоже предлагается существенно перестроиться — в каждом субъекте РФ должна быть только одна адвокатская коллегия, и каждый защитник будет получать лицензию от органов юстиции, которой он может лишиться, если серьезно нарушит закон или откажется от бесплатной защиты "по назначению".
       Наиболее существенные изменения могут коснуться судей. Предлагается повсеместно распространить суд присяжных, разрешить судьям рассматривать дела о нетяжких преступлениях единолично и позволить обвиняемым заключать с правосудием "сделки о признании вины".
       Обещанный Дмитрием Козаком "пряник" — это повышение судьям зарплаты и предоставление каждому судье штатного помощника. А "кнутом" должны стать появление дисциплинарной ответственности судей, введение в их квалификационные коллегии, решающие кадровые вопросы, представителей местных органов власти, а также замена пожизненного судейского статуса на "разумный возрастной ценз" (65-70 лет) и ограничение срока работы на руководящих судейских должностях 5-10 годами.
       Все это достаточно привлекательно. Если эта радикальная концепция действительно будет одобрена, правоохранительная система в России станет более цивилизованной, а судебный процесс — по-настоящему состязательным.
       Но отмена пожизненного судейского статуса, которой ВС с таким трудом добился, воспринимается судьями крайне болезненно, и разочарование вполне может перевесить радость от "пряников". Большинство судей, многие из которых уже пересидели предполагающийся руководящий стаж, предпочитают оставить все как есть. Им не нужны дополнительные полномочия — лишь бы те, которыми они обладают сейчас, не отобрали. По понятным причинам нововведения не понравятся и прокуратуре, и МВД. Поэтому вероятность появления нового УПК в ближайшие годы по-прежнему крайне низка, и все зависит исключительно от воли президента.
       Конечно, само появление прогрессивной концепции реформы правосудия можно считать хорошим знаком, или, как сейчас принято говорить в Кремле, положительным сигналом. Но точно таким же сигналом совсем недавно сочли и путинские поправки к УПК. Сигнал звучал очень недолго.
       
       ЕКАТЕРИНА ЗАПОДИНСКАЯ
       
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...