На сцене концертного зала гостиницы "Космос" дал единственное представление петербургский Мужской балет Валерия Михайловского. Смотреть на него пришли преимущественно женщины.
Валерий Михайловский стал любимцем Москвы еще в начале 80-х, когда приезжал в столицу солистом труппы полуопального в те времена Бориса Эйфмана. Высокий аскет с вулканическим темпераментом был незаменим в партиях нонконформистов и титанов духа. Выйдя на пенсию, в начале 90-х он основал свою труппу, не имеющую аналогов в отечестве. Его Мужской балет специализируется на исполнении классических шлягеров типа фрагментов из "Лебединого озера" или "Баядерки". Только все женские партии исполняют мужчины. Причем в отличие от схожей по амплуа французской труппы "Трокадеро", лепящей на основе классики свои капустники, петербуржцы хореографический текст сохраняют почти в неприкосновенности. Кроме развлекательной классики Михайловский осваивает и серьезный современный репертуар. В гостинице "Космос" Мужской балет предстал в обеих ипостасях.
Зал был почти заполнен. Состав публики оказался неожиданным: две трети — самодостаточные, интеллигентного вида дамы среднего возраста, явно помнящие Михайловского еще по его эйфмановскому прошлому. Сам руководитель о нем тоже не забыл. Первая, идеологическая, часть программы называлась "Homo ecce" и предварялась стихами Омара Хайяма, извергнутыми из динамиков чьим-то густым баритоном: "Мы источник веселья и скорби рудник. Мы вместилище скверны и чистый родник..." и т. д. Тоска балетного руководителя по духовному протесту времени застоя отлилась в соответствующий репертуар. Сплошь метафорический, поэтический и патетический, он состоял из махровых балетных штампов 20-летней давности.
В начале и финале почти обнаженные юноши пластически повествовали о прорыве к идеалам чрез тернии повседневности: легким ветерком пробегали из кулисы в кулису, играли мышцами корпуса, взлетали, вздымали ноги. Потом Дева Мария (артист Артур Боряев в прозрачной юбке в номере эстонки Май Мурдмаа (Mai Murdmaa)) получала благую весть в виде луча с колосников, радовалась, тревожилась, отчаивалась, ползала на коленях, молилась, крестилась и наконец просветлялась. Была история про несчастную любовь (Александр Строкин в "Элегии" в постановке неведомого мне В. Карелина) — с воображаемым партнером (партнершей), неизбежной розой (эмблемой печали) и галстуком-удавкой, символизирующим удушающую страсть. Сам Валерий Михайловский вышел в знаменитом "Познании" Бориса Эйфмана. Помнится, лет двадцать назад эта вещь на музыку Альбинони сильно разбередила мою неокрепшую душу. Сегодня смотреть на пафосную декларацию про бунт диссидента против оков государства так же неловко, как на самого Михайловского — иссохшего, сильно накрашенного немолодого мужчину в золотистом бандаже под рубищем из мешковины.
Вечер спасло старое доброе гран-па из "Пахиты", поставленное Мариусом Петипа 120 лет назад для ублаготворения балерин и балетоманов. В те времена балет успешно заменял кафешантан: пачки все укорачивались, ножки вскидывались все выше, придворный композитор Людвиг Минкус сочинял все более забористные галопчики.
И вот, шесть рослых "теток" в пачках и на пуантах разыграли спектакль в спектакле: поверх хореографического текста (исполненного лихо, а временами и с блеском) шел параллельный закулисный сюжет. Схватка самолюбий, война за аплодисменты, борьба за единственного крошку партнера. Пародировались балеринские амплуа, темпераменты и нравы, сохранившиеся в неизменности с прошлого века. Поиски современных прототипов были предоставлены воображению зрителей. Престарелая прима с улыбкой и хваткой крокодила. Ее вечно уязвленная соперница с выражением кислой покорности. Лиричная декадентка с лебединой шеей, закатившимися глазами и подгибающимися коленями. Квадратная "техничка"-живчик с оскалом в 64 зуба. Гигантская туповатая тетка, наивно хлопающая ресницами в резвой вариации "Чижика". Невинное "молодое дарование" (кстати, чисто открутившее не только положенные 32 фуэте, но и еще такую же порцию на бис). Танцовщики Мужского балета станцевали классический шлягер с убойным комическим эффектом.
ТАТЬЯНА Ъ-КУЗНЕЦОВА