Петербургский органист Олег Киняев исполнил в Капелле "Книгу святых даров" (Livre du saint sacrement) Оливье Мессиана (Olivier Messiaen). Это одно из последних произведений композитора. Написанная в 1984 году "Книга" прежде никогда в России не исполнялась. Как, впрочем, и другие поздние сочинения. Концерт открыл не просто неизвестный опус Мессиана, но, скорее, неизвестного Мессиана.
Оливье Мессиан писал музыку с 1917-го по 1992 год — почти весь ХХ век. Он начинал с композиторами "Шестерки" и Аркейской школы. После войны выпестовал авангардистов Пьера Булеза (Pierre Boulez), Карлхайнца Штокхаузена (Karlheinz Stockhausen) и Янниса Ксенакиса (Iannis Xenakis). При этом творчество самого Мессиана никогда не вливалось в актуальные течения, захватывавшие многих. Он бесконечно изобретал актуальное, но для себя самого. В разные декады это были то индийская рага, то музыка птиц и — поверх всего и в сочетании со всем — тайна христианства. Как религиозный художник Мессиан наследовал старым мастерам: озвучивал канонические христианские максимы (хотя и вне канонических жанров), служил органистом в соборе. Но его вера была лояльна и восточным божествам любви, и образу космоса, обновленному теми, кто туда начал прорываться. Мессиан мыслил строго. Свою музыкальную технику, зафиксированную в трактатах, он оснастил расчетливой ладовой и ритмической теорией и не менее точными орнитологическими справками. Однако система Мессиана — это не наука ради науки, а логическое продолжение его натуртеологии. Его героем (и героем его единственной оперы) был другой орнитолог — Франциск Ассизский.
Все, что написал Мессиан, легко делится на периоды увлечения той или иной экзотикой. И вместе с тем его творчество поразительно монолитно. Всегда служение, всегда мистерия, всегда будто оправдание своей многозначительной фамилии. Про поздние сочинения пишут, что в них происходит синтез всего со всем: как и в начале пути — под знаком христианских текстов. Вот и "Книга святых даров" — про таинства Причастия. Отвечающие, по Мессиану, "его тайному желанию волшебной роскоши гармонии, толкнувшей к этим языкам пламени, потокам сине-оранжевой лавы, планетам из бирюзы, фиолетовым краскам, гранатам косматых древесных разветвлений".
Придя в Капеллу, публика рассаживалась под птичье пение. Затем запись выключили, органист вышел на сцену, свет погас. Все говорило о том, что слушать будет трудно: долго и монотонно, слишком умно, слишком возвышенно. Однако бороться с сонливостью не пришлось. Мессиановский цикл устроен гуманно и слушается на одном дыхании. Он построен на контрастах риторически рельефных хоралов и занимательных "орнитологических" орнаментов, опьяняющих гармонических медитаций и энергичных токкат. В своем монументальном опусе Мессиан лаконичен. В соединении разнородного — прост. Еще полшага — и его "Книга" вплотную приблизилась бы к современному ей эстетическому быту с его синтетикой, резкими и яркими цветами, массовым паломничеством в страну Востока и мюзиклом про Иисуса Христа. Однако то быт, а то Мессиан. "Книга" показывает, что можно все, что нельзя: писать совершенно серьезно, пафосно, попросту красиво, и все это — не цитируя прошлое и не ставя кавычек. Но можно только Мессиану.
ЕЛЕНА Ъ-СЕМЕНОВА, Санкт-Петербург