В зале приемов Государственного Кремлевского дворца (ГКД) спел британский певец Брайан Ферри (Bryan Ferry). Пел он в основном для сидящих за уставленными напитками столиками. Сидящие, впрочем, самого интересного не увидели. Зато увидел корреспондент Ъ ЮРИЙ Ъ-ЯРОЦКИЙ.
В зал приемов, относительно просторное помещение под самой крышей ГКД, подтягивались весьма узнаваемые люди. В очереди перед контролем теснились в числе прочих банкир Авен, предприниматель Джабраилов, телевизионщик Любимов, композиторы Матвиенко и Матецкий. Все они, пройдя внутрь, занимали места за столиками, в большом количестве расставленными посреди зала. На столиках имелись свечи, выпивка, фрукты и прочие необходимые атрибуты приятного вечера под хорошую музыку. Менее достойные и менее обеспеченные меломаны теснились в загончиках по бокам зала приемов. Время ожидания они коротали, стоя в очередях к обязательным буфетам.
Спустя час после обозначенного на билетах времени шоу стартовало. Телеведущий Лев Новоженов поведал о том, каким чудесным и плодотворным оказалось его общение с господином Ферри во время телеинтервью, и объявил выход певца на сцену. Еще через несколько минут начался концерт.
Сначала вступление арфы, потом — группы струнных, на которых играли совершенно очаровательные девушки. Иными они быть и не могли, поскольку красотки традиционно служат важнейшим визуальным элементом выступлений Ферри. Потом немного инструментального джаза, и под в меру бурные аплодисменты появился главный герой вечера.
Поначалу зрелище было удручающе безнадежным. Плохая акустика зала превратила стильную ретромузыку (вначале игрался блок довоенных песен с последней пластинки Ферри) в набор неприятных звуков. Звукам хлопали — чуть более вяло за столиками, чуть менее вяло — на галерке. Казалось, что певца (которому в такой обстановке выступать не впервой; за спиной — концерты в Лас-Вегасе, где что Брайан Ферри, что Филипп Киркоров — публике без разницы) явственно видимая абсурдность происходящего не волнует. Но не тут-то было.
В середине концерта Ферри, как и планировалось изначально, ушел со сцены — пришло время для инструментальных соло его великолепных музыкантов. Вернувшись, спел под собственный аккомпанемент на рояле песню 1994 года "The Only Face" и перешел к блоку ударных хитов — собственных и времен Roxy Music. Музыка стала заметно бодрее, волшебным образом наладился звук. А Ферри занялся ситуацией в зале. Начал полностью игнорировать столики и прилагающихся к ним випов. А вместо этого подошел в самому краю сцены, повернулся к галерке и полностью сосредоточил на ней свое внимание. В то же самое время его менеджеры забегали по залу, размахивая руками и призывая обитателей галерок спуститься на пустующий пятачок перед сценой. Вначале спустился всего десяток фэнов господина Ферри. Певец стал петь, склонившись к ним. Вскоре их стало больше — перед сценой образовалась довольно внушительная толпа прыгающих и размахивающих руками обладателей самых дешевых (800 руб.) билетов. Сидящие за столиками видеть происходящее на сцене перестали, но проявили исключительный стоицизм — не думая вставать и продолжая хлопать.
В это время игрались самые главные хиты — "Slave To Love", "A Hard Rain`s Gonna Fall", "Avalon", "Let`s Stick Together", "Jealous Guy". К моменту первой попытки попрощаться с московской публикой обстановку обещанного party сменила атмосфера самого настоящего рок-концерта. Две песни первого биса — знаменитые боевики Roxy Music "Love Is A Drug" и "Virginia Plain" — ее еще более накалили. А не значившаяся в плей-листе и спетая на второй — незапланированный — бис "Do The Strand" завершила так безнадежно начавшийся и так славно закончившийся первый в истории московский концерт Брайана Ферри.